Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков

Иногда в жизни совершенно случайно получаются настолько символичные вещи, что нарочно не придумаешь. Во время Февральского переворота таким вот случайным символом стал Таврический дворец, в котором располагалась Государственная Дума. Сюда 27 февраля стекались многочисленные войска и народные колонны, обильно декорированные красными флагами. Вскоре разнообразные граждане — от разнокалиберных общественных деятелей всех либеральных и социалистических направлений до солдат и рабочих — проникли внутрь и растеклись по помещениям. Депутаты напоминали интеллигентных хозяев, к которым в гости вдруг ввалилась буйная толпа малознакомых приятелей. И выгнать неудобно (да и попробуй выгони), и непонятно, что с ними делать…

Вообще знаменитый русский вопрос «Что делать?» просто висел в воздухе. Потому что этого никто не знал — что, кстати, в очередной раз опровергает тезис о заговорщиках, раскрутивших Февральский переворот. Заговорщикам пора было уже «предъявлять себя» и заявлять права на власть — но делать этого никто не торопился.

Правда, еще утром думские депутаты избрали Временный комитет Государственной Думы (которая к этому времени была уже распущена Указом Николая II), состоящий в основном из октябристов и кадетов. «Для демократии» туда сунули эсера А. Ф. Керенского. Но…

«Временному комитету Государственной Думы, избранному утром 27 февраля, была совершенно чужда мысль стать на место государственной власти и выдать себя за таковую как в глазах населения, так и (особенно) в глазах обрывков царского самодержавия. Этот думский комитет во главе с Родзянкой образовался со специальной целью, о которой он и объявил официально: он образовался «для водворения порядка в столице и для сношений с общественными организациями и учреждениями»…

(Н. Суханов)

В самом деле: эти люди рассчитывали на тихий верхушечный переворот, в результате которого они бы получили свою либеральную игрушку, которую так давно хотели — «конституция + демократические свободы» — и оказались совершенно не готовы к тому, что произошло. Тем более было абсолютно непонятно — а чего от всех этих восставших масс ждать? Этого не понимали и сами массы.

Но надо было что-то делать. Комитет заседал в правом крыле дворца. А в левом уже начала формироваться альтернатива — Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Вот так — в одном здании, даже с соблюдением левой и правой сторон, собрались две новорожденные организации, которые в конце концов станут «точками притяжения» в Гражданской войне.

Впрочем, на тот момент формирующийся Совет тоже не претендовал на власть. Его задача была простой — попытаться ввести революционную стихию в какие-то рамки. Причем мало кто представлял, в какие.

Еще раз обращаю внимание, что большевики Февральский переворот проспали. Как единая организация они в событиях не участвовали — хотя, конечно, многие члены партии что-то делали как отдельные граждане. К примеру, в начавшем бучу Волынском полку по крайней мере один человек (из 600 бойцов) был большевиком. В Петрограде находились лишь три молодых члена ЦК — В. М. Молотов, А. Г. Шляпников и П. А. Залуцкий. Они явились в Таврический дворец именно в качестве трех человек, а не как представители РСДРП(б) — просто посмотреть, что происходит — и Керенский (который бегал между левым и правым крыльями здания) ввел их в Совет. Ввел потому, что туда всех вводили — в бешеной гонке событий как-то не успели договориться, по какому принципу Совет должен формироваться, поэтому формировали как получалось. По предприятиям и воинским частям сообщили, что ждут их представителей — те и начали подтягиваться. Особенно подсуетились солдаты. У них-то иного выхода не было: либо отвечать за бунт по законам военного времени, либо делать революцию.

В этой ситуации другой центр власти — Комитет Государственной Думы — просто вынужден был принимать какое-то решение, иначе он вообще оказался бы не у дел. И к вечеру лидер кадетов П. Н. Милюков заявил: «Мы берем власть».

Подчеркиваю, о полной ликвидации монархии речь не шла. «Комитетчикам» этого очень не хотелось. Не из любви к монархической идее, а просто-напросто не хотелось брать на себя ответственность. Ведь как все хорошо получалось в теории — наверху сидит царь, а мы вроде как парламент при нем. Удобно.

Вся эта возня происходила на очень своеобразном фоне.

…Во время Октябрьского переворота было чрезвычайно много бардака. Но все в мире относительно. Те, кто до этого видел изнутри Февраль, наблюдая за большевиками, вздыхали с завистью: вот, дескать, умеют же ребята! Всё у них как по нотам.

Это я к тому, что 27 февраля и в ближайшие дни среди революционных сил царил бардак во время пожара и наводнения.

Итак, в Таврическом дворце заседали два зачатка органов власти. Вокруг дворца клубилась без особого дела революционная масса. Никаких «механизмов», позволяющих направить эту массу на осмысленные действия, не существовало. И не потому, что это было так трудно — создать исполнительные структуры. Просто-напросто руководители Петросовета являлись типичными интеллигентами, которые никогда не занимались практической организаторской деятельностью. С думцами была примерно та же история.

Так что картина нарисовалась сюрреалистическая. По Таврическому дворцу шаталось множество народа, но припахать кого-то что-то делать было очень непросто. Перед дворцом скопилось множество солдат с пулеметами и орудиями, которые расположились лагерем. По сути, это была вооруженная толпа. Как говорили впоследствии, одна дисциплинированная рота при желании могла бы их всех разогнать, не особо напрягаясь — однако такой роты в городе не нашлось. Время от времени в окрестностях раздавались случайные выстрелы, которые каждый раз вызывали в этом сборище панику. Военному комитету, где рулил Керенский, удалось лишь более-менее наладить охрану собственно здания дворца — точнее, создать видимость охраны, в точности по Ильфу и Петрову: «У всех входящих вахтер строго спрашивал пропуск. Если пропуска не было, пускал так».