Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

«приготовлял им супы из болтовни о том, что дама Джен-незаконнорожденная,А дама Кларисса – дочь рыцаря, а ее муж – рогоносец,А дама Перонелла – дочь священника и настоятельницей никогда не будет,Потому что она имела ребенка во время сбора вишен;Весь наш капитул это знал...»

Епископы и бакалавры, канцлеры и магистры, деканы, архидьяконы и архивариусы, «сгибающиеся под тяжестью серебра, полученные за отмывание наших грехов», все английское духовенство проходит перед глазами поэта.

Ленгленд видит, что то, что хорошо для мирян, хорошо и для священников:

«Большая часть этих людей, проходящих по бренной земле,Пользуется почитанием в этом мире и не желает лучшего».

И те и другие были испорчены повсеместным стремлением к мирским богатствам; и те и другие забыли основную цель христианства. Именно от истинной церкви, когда он неожиданно сталкивается с ней в своем сне, который он и передает, он выясняет, в чем заключалась эта цель:

«Ибо Правда говорит, что Любовь есть небесное средство:...И это дело Бога Отца, который создал пас всех,Смотрел на нас с любовью и допустил своего сына умеретьКротко за наши прегрешения, чтобы искупить нас всех;И Сын, однако, не хотел зла тем, которые причинили ему такую муку,Но кротко устами своими просил он прощенияИ жалости к этому пароду, который замучил его до смерти...Поэтому я советую вам, богатые, имейте жалость к бедным.Хотя вы имеете большую силу в судах, будьте кротки: в ваших делах,Ибо той же мерой, какой вы неправильно мерите других,Вас самих будут взвешивать, когда вы уйдете отсюда...Но если вы не любите искренно бедных и ничего им не даете,Не делитесь с ними щедро тем добром, какое вам Бог послал,То вы имеете не больше заслуг своими мессами и часами,Чем Молкип своей девственностью, которая не интересует ни одного мужчину».

Повернувшись спиной к миру, автор видения и толпа кающихся отправляется в паломничество, чтобы найти Св. Правду – святого, о котором профессиональный пилигрим, чьи шляпа и плащ были увешаны символами тех святынь, которые он посетил, по его уверениям никогда не слыхал. Именно здесь пилигримы случайно встретили на обочине дороги бедного пахаря, чья простая вера в Бога и бескорыстная служба своим братьям людям очень резко подчеркнула весь обман и тщеславие Церкви и государства. Потому что без единой жалобы он нес бремя других, потому что он был правдивым, справедливым и преданным своему слову и провел свои дни, обрабатывая землю тяжким трудом для общего блага, «как вопрошает настоящая жизнь», он и смог указать путь к Св. Правде:

«Стремись совершать то, – сказал он пилигримам, – о чем гласит твое слово,То, что увидит Господь, то и предстанет перед судом».

Он представлял старомодную мораль. Он ожидал от рыцарей и лордов, что они будут защищать Святую Церковь и охранять простолюдинов от расточителей и грабителей, охотиться на ту дичь, которая наносит урон изгородям и посевам, быть милостивыми к бедным держателям и защищать их от несправедливых налогов. Он осудил всех бездельников, попрошаек и сквернословов и всех тех, кто вел безнравственный образ жизни. «Роберт бездельник, – провозгласил он, – ничего от меня не получит».

Ибо Ленгленд питал к нищим мерзавцам и бездельникам не больше симпатии, чем к богатым. Его отец являлся вассалом древнего пограничного с Уэльсом дома Деспенсеров и вместе со своей бедностью он, казалось, унаследовал уважение за феодальную преданность. У него не возникало желания уничтожить тот государственный порядок, при котором он жил, только сделать его более справедливым. Когда в его поэме рыцарь, чья совесть была тронута жертвенностью и честностью Петра, спросил его, в чем же заключаются его обязанности:

«Клянусь Святым Павлом, – сказал Петруша, – вы даете такое прекрасное обещание,Что я буду трудиться, потеть и сеять для нас обоихИ другие работы выполнять из любви к тебе всю мою жизнь,С условием, что ты будешь охранять Святую Церковь и меняОт расточителей и злых людей, которые разоряют этот мир».

В мировоззрении этого консервативного моралиста нет ненависти, только жажда справедливости. «Христос на кресте, – написал он, – сделал всех нас братьями по крови».

При этом Ленгленда глубоко потряс контраст между плохо используемым богатством и незаслуженной и повсеместной нищетой. Для него, как и для более поздних английских идеалистов, отрицанием христианства казалось то, что честный бедняк угнетен и обманут. Возникало глубокое возмущение основателем его религии:

«Иисус Христос на небесахВ одежде бедняка всегда преследует нас...Ибо на Крови Христа процветает весь христианский мир,И братьями по крови мы стали там... и благородным стал каждый из нас».

Его сердце было взволнованно, его возмущение вызывали «узники в долговых ямах и бедняки в коттеджах, обремененные детьми и рентой лорда»:

«Старые люди и седые, бессильные и беспомощные,И женщины с детьми, которые не могут работать,Слепые и больные и со сломанными членами,Которые переносят это несчастье с кротостью, как и прокаженные и другие...Из любви к их кротким сердцам наш Господь пожаловал имИх покаяние, и их чистилище здесь, на этой земле».

Пока все они находились в пренебрежении, он не мог почитать «лордов и леди и других в мехах и серебре». Подсознательно в его видении всегда присутствовало напоминание о Кресте и о том, что Христос выстрадал в бедности и пренебрежении, чтобы люди могли жить, и жить более богато:

«И я снова уснул и внезапно привиделся мне,Тот Петр Пахарь, весь вымазанный в крови,Шел с крестом перед простыми людьми,И походил всеми своими чертами на нашего Господа Иисуса Христа.Затем воззвал я к Совести, чтобы сказала мне правду.Христос ли это, – спросил я, – которого евреи приговорили к смерти?Или это Петр Пахарь? Кто вымазал его в крови?Сказала Совесть, преклонив колена: „Это герб Петра,Его цвета и щит, и он, который идет весь в крови,Есть Христос со своим крестом, покоритель христианского мира”».

Это сильно отличалось от тех гербов, которые носили рыцари Ордена Подвязки на пирах в виндзорской Круглой Башне.

Еще сильнее жажды справедливости было у Ленгленда чувство сострадания. Когда бездельники и расточители увильнули от своей работы на поле Петра и в результате были наказаны Голодом, пахарь пожалел и накормил их, хотя он знал, что, как только голод уйдет, они опять впадут в праздность и безделье:

«Они мои кровные братья, ведь Бог искупил нас всех.Правда, некогда учил меня любить каждого из нихИ помогать им во всем, когда они в нужде...Люби их и не брани, пусть уж сам Бог с них взыщет».

Это произведение, написанное не тем, кто был хорошо образован и защищен наследственным богатством от жестокой борьбы за выживание и убогой средневековой бедности, но тем, кто все время находился на грани, «Петр Пахарь» смело бросало в лицо вызов всему христианству. Оно являло собой нечто большее, чем протест против социальной несправедливости, хотя и по этому поводу не было еще написано ничего более убедительного. Это глубоко религиозная поэма – замечательная по своему содержанию, если не по своей литературной форме, как, например, «Божественная комедия». Ибо весь его аскетизм, те добродетели, которые превозносит автор, заключались в прощении и милосердии. Когда священник зачитывает прощение, которое Петр получил от Правды для тех, кто честно трудился на земле или страдал от непомерных тягот или бедности, и оно заключалось в следующих суровых словах: