Тайны Змеиной горы - Петр Антонович Бородкин

— Слушай меня! Сему застолью не робить три дня! Веселиться, как душа велит!

Белоусов оторвал от стола отяжелевшую голову.

— Вот то хоро-о-шо-о! Похва-а-а-льно-о!

* * *

Весна, не в пример прошлой, дружно прошагала по земле. Отцвели долины и горные склоны. Солнце набирало силу с каждым днем. Блекла весенняя синева неба. С крутобоких хребтов сползали последние снежные пятна.

Бывало, такой порой Федор далеко уходил от Колывани. Нынче же приказчик медлил с отправкой рудоискателей.

— Повременить надобно. Лето — впереди. Успеется пошарить по самым потаенным горным застрехам. На заводе уйма дел…

Неожиданно Сидоров снял от плавильных печей самых сильных и молодых работников и послал в отдаленные лесные курени для выжига древесного угля.

— Пусть подышат свежим воздухом.

Работные искренне недоумевали. Оставшиеся еле поспевали у рудной плавки. Повелительнее загремели голоса доглядчиков — нельзя упускать подходящего случая к приумножению выплавки меди.

Из пруда через плотинные прорезы сильно, взахлеб била вода. Бешено, до ряби в глазах вертелись водоналивные колеса, в полную силу вздыхали воздуходувные меха у горнов и печей. Приказчик не забыл занять работой жен и дочерей работных. Тех, что постарше, заставил кухарить в артелях углежогов и бергайеров, возить руду, уголь, рубить хворост для починки плотины и гатей, осыпать угольные кучи.

От Воскресенского рудника до Колывани прямая дорога через лес и увалы не длиннее трех-четырех верст. Любил по ней ходить Федор. Безлюдье и тишина. В минуты уединения перед глазами особенно отчетливо вставал образ Феклуши. Вот она — статная, гибкая. Легкий ветер играет прядями распущенных волос. На лице жаркая улыбка, зажженная солнцем. Через густую сетку полусомкнутых длинных и черных ресниц куда-то пристально смотрят ее глаза. Затем ею овладевает громкий смех радости и счастья при виде его, Федора… «Что-то поделывает она теперь. Ждет, небось, не дождется… Не пустил приказчик меня за ней по весне, теперь бы здесь была…»

Федор вздрогнул. Моментально исчезло видение. За березками с клейкой, журчащей на ветру молодой листвой и в самом деле послышался сдержанный, вкрадчивый женский смех.

Федор сделал осторожный шаг вперед и окаменел. Никогда и в мыслях не чаялось увидеть такое. На траве сидел приказчик Сидоров. Длинные руки едва не дважды обвились вокруг женской талии. Лицо женщины скрывала лохматая приказчикова голова. Переливался смеющийся лукавый голосок:

— Силушка — что у медведя! На бабий хоровод достанет! Чай, не изработался…

Женщина легко выскользнула из объятий приказчика, запрокинула голову, и Федор узнал в ней Настю. Она увидела Федора, испуганно и громко ойкнула и метнулась прочь.

Сейчас Федор понял, почему в числе других работных уехал на выжиг угля Кузьма Смыков, а Настя, не в пример другим молодым бабам, попала на легкую работу — стала кашеварить на Воскресенском руднике рядом с домом своим. Легко разгадалась и тайна прежних частых наездов приказчика на рудник…

Душу Федора распирали чувства неловкости и смущения, обиды и возмущения. На какой-то миг перед ним восстал Кузьма Смыков, беззащитный и безликий. Жалость к Кузьме, озорное искушение постоять за его честь овладели Федором.

А Насти и след простыл: ящерицей уползла в кусты и была такова.

Приказчик, не веря в происшедшее, прилип к траве. В глазах застыл ошалелый, непонимающий взгляд. Испуг и удивление перекосили раскрытый немой рот. Как по пустому деревянному ушату, глухо ударил кулак Федора.

— А-а-а-ай! Убивают!

Второй удар утихомирил приказчика. На полянке тревожно всхрапнул и заржал конь. Федор сгреб в охапку обмякшее тело, уложил в телегу. Умный конь без понуканий пошел вперед.

…Давно затих стук колес о лесные корневища, а Федор стоял на прежнем месте. Душа просила разрядки, и Лелеснов неожиданно и громко захохотал. Чуткие березки, как от ветра, запрядали листвой. Где-то отозвалась продолжительным «игу-гу-у» иволга.

На самом виду Колывани приказчик очнулся, взял в руки вожжи. В голове — церковные перезвоны, грудь судорожно колыхалась от нехватки воздуха, перед глазами мелкая и густая рябь.

На другой день приказчик от страшной боли в шее оборачивался назад по-волчьи — всем туловищем. Из-за опасения широкой огласки случившегося немедля отправил рудоискателей в горы.

— Забудь, что приключилось. Молчание — золото. Понял меня? — сказал приказчик Федору. В глубине души впервые и робко зашевелилась обида за побой. Старел безвозвратно, видимо, Мокеич, коли тайно роптал против привычки…

* * *

Почти все лето рудоискатели обшаривали причарышские горные дебри. В преддверии осени возвратились в Колывань. Федор сразу же к приказчику с прежней просьбой.

— Разреши, Мокеич, за невестой съездить…

— Разве не привез? Пошто с рудного поиска не заехал к ней?

В голосе, глазах приказчика Федор заметил притворное удивление. Однако сдержался, виду никакого не подал и вразумительно пояснил:

— Как заедешь-то, коли невеста в другой стороне и в большой дали от Чарыша. Не по пути, стал быть…

— А-а, — понимающе протянул приказчик и сухо отрезал: — Малость повременить придется…

Через неделю пробирщик Юнганс нашел высокое содержание металла в руде, которую принесли рудоискатели. Приказчик снизошел к Федору.

— Ладно уж… разрешаю на время от дел отлучиться. Только свободных лошадей нет для твоей невесты. Где хошь бери…

Юнганс плохо понимал по-русски. Сейчас же верно уловил, что происходило между приказчиком и Федором. На удивление приказчику, Юнганс протянул Федору руку.

— На… карош мейстер всегда надо выручайт… взяйт…

Как ни упирался Федор, а не смог уйти от Юнганса, прежде чем не взял предложенных прогонных денег, которыми платили за наем лошадей…

Федор и Соленый поехали в Незаметный. К самому поселку подъезда не было, и лошадей пришлось оставить в низине, где пожухшее разнотравье свалялось в колтуны. Рудоискатели шли полянами, знакомыми с памятной весны. Неубранный ячмень низко кланялся в ожидании первых заморозков. Соленый брал в руку наполовину осыпавшиеся колосья, с неподдельным сокрушением бубнил:

— Вот она, лень-матушка-то! Нешто видано такое, чтобы кормилец под снег уходил…

Федор горячо восстал за поселян.

— Работников-то раз-другой и обчелся. А может, какая хворь навязалась, или еще что…

К потайным жилищам подошли молча, с какой-то смутной тревогой. Никто не ответил на глухое уханье филина, не вышел с громким криком навстречу. По разрушенному каменному убежищу, по разбросанным немудреным пожиткам рудоискатели заключили, что не по своей воле ушли поселяне из насиженного гнезда.

Друзья терялись в догадках. «Может, джунгары полонили?» От этого на лбу Федора выступил холодный пот. Но стоило подумать трезво — предположение отвергалось полностью. Кочевники передвигались по открытым проезжим дорогам, временно оседали стойбищами лишь на берегах