Следопыт - Чары Аширов

в Туркменском кавалерийском полку. И сейчас он, словно на военной службе, ходил в сапогах, опоясанный ремнем. Маленький тельпек носил почти набекрень. Если кто-нибудь из сидящих заговаривал хотя бы тихо, он предупреждал: «Перестаньте говорить!».

Колхозники слушали Ходжамурада.

— Совершенно правильно, — кричали они, то и дело прерывая выступление.

А Самед все время утихомиривал сидящих: «Да не шумите же!».

— Звенья, составленные в начале весны, распадаются. Колхозники переходят из звена в звено. Звеньевые не знают своих людей.

— Верно говоришь! — снова раздало́сь несколько голосов.

И Самед опять быстро поднялся, забарабанил кулаками по столу: «Прекратите же наконец кричать!».

— Почти треть колхозников не выходит на работу. А те, кто выходит, работают не больше пяти-шести часов. Есть даже такие, кто по десять дней не показывается в поле. Скоро уже начнется сбор хлопка. До этого времени просто необходимо наладить трудовую дисциплину.

Нужно строго наказывать лодырей. Штрафовать, порицать, а если и это не поможет, ставить вопрос на собрании об исключении из колхоза. Фамилии лучших вывешивать на красные доски, а лодырей — на черные. О передовиках писать в районной газете «Колхозчы сеси» («Голос колхозника»), чтобы их имена знал весь район. Слышишь, Бяшим Полаев! — спросил Ходжамурад, глядя на узкоглазого человека с немного вытянутым лицом.

— Да, слышу! — торопливо ответил редактор районной газеты. — Обязательно будем писать.

Только Бяшим сел на место, как послышался стук конских копыт.

Ходжамурад прочитал все пункты своего проекта. Когда проходило голосование по решению, подъехали Метелин, Сухов и, не слезая с коней, остановились в сторонке. Тут же сидящий в первом ряду здоровенный человек резко поднялся и, словно стараясь показать приехавшим, какой он рачительный, громко заговорил:

— Товарищи! Очень правильно сказал Ходжамурад. надо все записать в протокол. И если все это мы будем выполнять, дела в нашем колхозе пойдут хорошо.

— Таймаз говорит правильно! — выкрикнули несколько голосов.

Выступивший обратился к недавнему докладчику:

— Товарищ Ходжамурад, командиры приехали, нужно встретить их, — и вместе с колхозником, сидевшим рядом, направился к всадникам. Подошел к Сухову, чтобы принять у него поводья и пригласить на собрание.

Сухов в подошедшем человеке узнал Таймаз-котура. Он не предполагал, что встретит его на колхозном собрании, и удивился.

— Таймаз? Когда же вы сюда пришли?

— Зря, товарищ командир, удивляетесь, я же член этого колхоза, в нем посильно и работаю. Слезайте с коня и пойдемте лучше на собрание.

— Странно… На ногах у вас сапоги.

— Товарищ командир, вы сами как-то странно говорите. Я всегда хожу в сапогах.

— А чарыки совсем не носите?

— Иногда, конечно, ношу и чарыки.

— Не иногда, а вот, например, этой ночью вы были в чарыках…

Таймаз сделал вид, что не понял слов Сухова:

— Ночью я спал в постели без чарыков, босиком, обняв свою жену.

— Ты и сегодня выходил в поле?

— Раньше всех, да и лучше всех работал. Товарищ Ходхамурад говорил сейчас на собрании, что имена хорошо работающих колхозников, таких скажем, как я, будут вывешиваться на красную доску.

— Но когда именно вы вышли на работу?

— Как раз во время восхода солнца.

— Два дня и три ночи вы были в горах, а сегодня успели еще и поработать?

— Уже около года мне не доводилось быть в горах. Два дня, действительно, не выходил на работу, жена болела и меня отпустил звеньевой. Эти дни я провел дома, у постели больной. Если нужны свидетели, найду их сколько угодно.

Собрание уже подходило к концу. Колхозники начинали расходиться по домам. Сухов и Метелин сошли с коней. Ходжамурад, председатель колхоза, молла Мухамеднияз, Баба Гарабек, секретарь партячейки Джаны Мамед и Самед Овез подтвердили, что они видели, как Таймаз с рассвета работал на колхозном поле.

Сколько ни расспрашивали Метелин и Сухов Таймаза, он повторял одно и то же. Наконец, майор подумал про себя: «Так как люди бывают похожими и следы их ног могут быть сходными, может, границу нарушил вовсе и не Таймаз».

Три дня они искали и сопоставляли следы, но ничего определенного не установили. «Контрабандисты в конце концов попадутся», — решили они и стали еще больше укреплять свой участок границы. В это время невдалеке от Тязекала была поймана группа нарушителей и тревогу отменили.

Через несколько дней Сухов и Метелин пришли в больницу справиться о здоровье Баллы. Врач сообщил нм, что мальчик уже поправился, рана почти зажила и сегодня, завтра его выпишут. Они долго и серьезно беседовали с Баллы Комендант дивился смышленности мальчика. Тот в свою очередь удивился тому, что они у большой дороги, спускающейся к Тязекала, потеряли след, не смогли доказать, что именно Таймаз нарушил границу, и упустили возможность наказать этого отъявленного контрабандиста.

ПОХИТИТЕЛЬ ВЕРБЛЮДОВ

Вернувшись из больницы в родное село, Баллы стал ходить в школу. Его любили и ученики, и учителя. Взрослые тоже с почтением относились к юному следопыту.

В летние каникулы мальчик решил надолго уехать в горы помогать отцу пасти овец. С этими добрыми намерениями он подошел к дому старшего брата Ораза. Оттуда слышались голоса:

— Пойми же, сынок, я без него скучаю.

— Понимаю, папа, но все равно на этот раз не бери его с собой в горы. Помнишь, что он там пережил в прошлом году. Пусть этим летом поживет у дяди, привыкнет к Дурсун.

— Боюсь, сынок, что он без меня нигде не усидит.

Узнав голоса отца и брата, Баллы вбежал в дом. Обычно мальчик после длительной разлуки сразу бросался к отцу и повисал у него на шее. Сейчас он же этого не сделал. Лишь поздоровался, как взрослый, протянул обе руки.

— Жив-здоров, Баллы-джан?

— Благодарно, папа, жив-здоров.

— Не напоминает ли о себе рана?

— Рана, папочка, спасибо докторам, давно зажила. А как там Караджа-ага?

— И он жив, здоров, слава аллаху, — ответил Мурадгельды, любуясь сыном.

Баллы повзрослел за зиму стал выше ростом и вроде бы стройнее, голос немного погрубел. Но все же он еще оставался мальчишкой. Ночью сын тихо рассказывал Мергену: «Я, папа, научился стрелять. Прямо в мишень никто из моих товарищей так точно не попадает. Теперь, наверно, и твое ружье не будет для меня тяжелым».

— Нет, сынок, этим летом тебя я в горы не возьму. Лучше поезжай к дяде, хорошенько отдохни.

— Если ты так хочешь, послу, побуду у него несколько дней. Но все три месяца я там не проживу. Буду по тебе скучать, по горам.

Рано утром Мурадгельды отправился в горы, а Баллы в село «Ашхабад» — к дяде. Но не вернулся оттуда ни через три, ни через пять дней. Видно, Ораз был