Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Индусам отказывали в свободном въезде в Кению, которую некоторые из них хотели превратить в колониальное продолжение британского владычества в Индии. Ею бы правил вице-король из Дели. (А некоторые европейцы хотели включить Кению в Южноафриканскую Федерацию с центром в Кейптауне).

Более того, индусам приходилось терпеть ограничения в допуске в общественные места из-за цвета кожи. Эти ограничения налагались на основании их «нравственной порочности и развращенности и неизлечимого отвращения к санитарии и гигиене». Дипломатические инициативы и попытки примирения Министерства по делам Индии, а также яростные протесты с Индостана дали небольшое улучшение их судьбы. Но лорд Деламер и его друзья осудили это, как капитуляцию Индии. Они планировали собственный переворот. В лоялистском духе Белфаста эти колонизаторы сформулировали лозунг: «За короля и Кению!»^[2095] В воинственном духе восставших в Бостоне они планировали захватить железную дорогу, телеграф и почту, а также выкрасть губернатора и держать его на одиноко стоящей ферме в шестидесяти милях от Найроби, но недалеко от прекрасного места рыбалки на форель.

Министерство по делам колоний хотело избежать насилия и провело конференцию в 1923 г. Ее посетили делегации кенийских азиатов и белых поселенцев. Последними руководил лорд Деламер, который шокировал лондонское общество, показав на своих сомалийских слуг и объявив: «Мои сыновья»^[2096].

Африканцев не пригласили, но они представили новому министру по делам колоний, герцогу Девонширскому, удобный способ нейтрализации двух соперничающих фракций. Он объявил: Кения в первую очередь является африканской территорией, «интересы африканских местных жителей должны учитываться в первую очередь»^[2097].

Это разозлило индусов, хотя герцог Девонширский положил конец сегрегации в городах и поселках и увеличил их представительство в Законодательном совете. Но они едва ли могли возражать против его высокопарного заявления, повторявшего принцип имперской опеки. Деламер понял, что это относится и к тем, кто поддерживал его самого. Они ведь выступали в качестве поборников африканских интересов против вторжения индусов, и в любом случае получили большую часть того, что хотели. Однако декларация герцога Девонширского не позволила поселенцам Кении организовать самоуправляющуюся колонию в рамках Содружества, как сделали поселенцы Родезии в 1923 г., основываясь на правлении белого меньшинства. В конечном счете, это и оказалось фатальным для их целей.

Поэтому в период между войнами они боролись за изменение точки зрения Лондона и установление контроля в Найроби. Министерство по делам колоний ответило, сформулировав серию хитрых, изворотливых и меняющихся положений политики относительно будущего Кении. Оно рассматривало вопрос формирования Восточноафриканской Федерации, состоящей из Кении, Уганды и Танганьики. Министерство обдумывало идею раздела Кении на черный и белый регионы и склонялось к принятию того факта, что африканцы в конце концов будут представлены в Законодательном совете. Это ведомство сопротивлялось более экстремальным требованиям поселенцев, о которых Гарольд Макмиллан, зять герцога Девонширского, говорил, как о «буйных расистах и потенциальных предателях»^[2098].

И в самом деле, белые в Кении создавали столько проблем, что Министерство по делам колоний уже подумывало, не выкупить ли их земли и имущество, и не вернуть ли их домой. Это оказалось бы более дешевым вариантом, как говорил Макмиллан, чем гражданская война.

Однако грубая непреклонность поселенцев оказалась более эффективной в Кении, где они держали в страхе почти всех губернаторов и наложили свою печать на колонию. В конечном счете, это принесло больше зла, чем добра. Благодаря необузданному поведению поселенцев, Белое нагорье заработало в мире репутацию упадничества. Рассказывались мрачные и сенсационные истории о сообществе, которое начинало пить на закате и пило до рассвета, использовало кокаин в качестве нюхательного табака, и так часто менялось женами, что никто не помнил последних фамилий дам. Говорили, что река Ванджохи кишит крокодилами.

Предполагалось, что клуб «Мутайга», низкое здание из розового камня, украшенное изображениями сцен охоты, выполненных сэром Альфредом Маннингсом, — это обитель порока, нечто вроде африканского «Мулен-Руж».

До короля Георг V доходили зловещие слухи о вечеринках, на которых гостям предлагали надевать «тиары или пижамы, что вам больше нравится»^[2099]. Он говорил, что этим людям следует знать, как себя вести, и дал указания покончить с позором сэру Эдварду Григгсу, губернатору в период между 1925 и 1930 гг.

Несомненно, сообщения преувеличивали реально происходившее. Кения рекламировалась, как игровая площадка для богатых мужчин, рай для спортсменов, «офицерская столовая» в противоположность «сержантской столовой» — Родезии. Но многих белых ни в коем случае нельзя было назвать богатыми, не то что аристократами. Некоторые едва сводили концы с концами. После демонстрации пренебрежительного отношения полковником Монтгомери Арнольд Пайс подумал: «Я боюсь, что моя благословенная дочь встретится с диким человеком из леса, который может прийти на ужин в местной одежде»^[2100].

Казалось, что некоторые солдаты-поселенцы, появившиеся после войны, обречены на провал предприятия. Один планировал «организовать молочную ферму и поселить там пятьдесят быков и пятьдесят коров, которые предположительно разобьются на пары, как куропатки»^[2101]. В 1929 г. Марджори Перхам была шокирована, обнаружив, что Найроби полон безденежных и нуждающихся молодых белых мужчин с револьверами за поясом, в шортах или брюках гольф из рубчатого вельвета, «зеленых, оранжевых, голубых и пурпурных рубашках и ковбойских шляпах»^[2102].

Однако есть много доказательств, демонстрирующих, что истории о распутстве и расточительности поселенцев далеки от необоснованности. Лорд Деламер давал ужин, на котором 250 человек употребили шестьсот бутылок шампанского. Леди Норти, супруга губернатора, танцевала на столах в клубе «Мутайга». Фрэнк Греволд-Уильямс предлагал наркотики принцу Уэльскому, а в дальнейшем его брат принц Георг получил кокаин от Кики Престон, которая «ловко управлялась с иглой»^[2103]. Каждый раз, когда Берилл Маркхем (под этим именем она стала известна) заводила нового любовника, одним из которых оказался еще один брат будущего короля, принц Генри, ее первый муж забивал еще один шестидюймовый гвоздь в столб у их входной двери. Вскоре там оказался весьма длинный ряд гвоздей.