Дар рыбака - Джулия Р. Келли

сказать по правде, к чему вспоминать? Она уверена, что сельчане считают ее за бездушную женщину, считают, что она не горевала, но ведь все мы разные, а ее воспитание не позволяет ей выставлять себя напоказ. Просто возвращаешься в строй и стойко сносишь все удары судьбы. А это бедное дитя, твердит она себе, здесь совсем ни при чем.

Она садится на стуле ровнее и сбрасывает с плеч одеяло. Церковь нуждается в ней, равно как и ее настоятель; он вверил ей это ответственное поручение, попросил об этом именно ее. Исполнившись решимости, она встает на ноги. Нет уж, она себе докажет, что вполне способна с этим сладить, выполнить свой долг перед церковью и позаботиться о мальчике, пока не найдется его родной дом. И вскоре Дороти оказывается возле пасторского дома, слышит раздающийся внутри звон колокольчика и ждет, когда Марта откроет ей дверь. Но к двери подходит, на удачу, сам настоятель, и Дороти делает глубокий вдох.

– Настоятель, накануне я была немного не в себе. Прежде всего, я даже не поздравила вас с Дженни с рождением ребенка, прошу меня простить. Кроме того, я успела поразмыслить над вашей просьбой и, тщательно все взвесив, решила, что смогу взять мальчика, как только вам будет удобно.

В его глазах мелькает тень сомнения.

– Вы уверены?

– Совершенно точно. Сама не знаю, что на меня нашло.

Лицо у настоятеля облегченно смягчается.

– Спасибо вам большое, Дороти, я крайне благодарен вам за помощь. Дженни ждет не дождется – одним словом, она чрезвычайно обрадуется. Я в самое ближайшее время загляну к вам обсудить необходимые приготовления.

Дороти улавливает намек и отступает от двери. Но перед самым уходом она оглядывается на окно детской комнаты, где поселили мальчика, и сердце у нее самую малость трепещет, но она поспешно возвращается домой.

Миссис Браун

Миссис Браун встает позже, чем положено. Что бы сказал на это муж? Вот только его уже нет, как и одного из ее братьев; они ушли почти один за другим – не успела она отойти от смерти мужа, как разбушевалась буря и потопила «Глупыша», а с ним и ее брата. Кроме того, еще до всех этих событий было множество младенцев, что ни разу не открыли глаз и не сделали ни единого вздоха. Она до сих пор ощущает их невесомые тельца в своих окровавленных пальцах, первые схватки боли, от которых она хваталась за живот, теплые струйки крови на бедрах – жестокая пародия на роды. Столько раз подряд. Вплоть до появления Фергуса – ребенка, который цеплялся за жизнь, которого ей довелось взять на руки, пока он судорожно хватал ртом воздух; ребенка, который успел пожить и внушить ей надежду. Миссис Браун закрывает глаза, отгоняя образ колыбельки и его неподвижного, бледного тельца.

Сделав глубокий выдох, она открывает глаза, подходит к окну и выглядывает на мощеную улицу, а затем выше, на взгорье. Снег опять сыпется бесшумной стеной, и миссис Браун наблюдает за тем, как фонарщик карабкается по приставной лесенке, чтобы погасить фонарь на Копс-Кросс, а снежинки в золотистом свете мельтешат, будто искры костра. В окнах уже загорается свет, но еще слишком рано, чтобы кто-то вышел из дома. Миссис Браун мысленно воспроизводит утро, когда Джозеф нес мальчика в пасторский дом на вершину холма, и вспоминает его перепуганное лицо.

Его и Дороти.

«Что ж за напасть», – сказала она тем утром.

И на память ей приходит случай с мятной палочкой.

В те дни она нечасто закупалась лакомствами – не то что сейчас, когда несколько полок за прилавком заставлены наполненными до краев стеклянными банками, – но тут у продавца осталась коробочка мятных палочек, от которой отказался лавочник из соседнего приморского городка. Такие есть везде и всюду: женщины под зонтиками или в соломенных шляпках прогуливаются по пляжу, парни с подвернутыми штанинами на веслах, лодки напрокат – чем только люди нынче не развлекаются. Не то что Скерри, где лодки предназначены для ловли рыбы в открытом море, а дети на Валунах заманивают крабов на расколотые черные ракушки мидий.

Одним словом, большая диковинка, эти мятные палочки, яркие, в красно-белую полоску; она купила их из прихоти, засыпала в банку и поставила на прилавок, а в деревне, надо думать, только того и ждали – целый день стекались к ней и липкими руками отдавали свои медяки.

Небо в тот день стояло ясное, а солнце вовсю пригревало. Все сельчане гуляли в свое удовольствие, по крайней мере с виду: дверной колокольчик без конца звенел, пока она не подперла дверь, чтобы немного проветрить. Улучив свободную минутку, она вышла на улицу и вдалеке увидела взбиравшихся на взгорье Дороти с Моисеем: он – тянет ее за руку, словно щенок на поводке, она – в летнем платье, пуговицы на горлышке и манжетах застегнуты наглухо. Одежда у таких людей будто отглажена прямо на них, и паренек такой же: шорты накрахмалены, точно картон, а носки натянуты до самых колен, без малейших складок у щиколотки, не то что у других детишек. И вот он изо всех сил тянет Дороти за руку. Завидев, куда они держат путь, она зашла обратно и заняла свое место за прилавком.

Внутри было темно и прохладно, а мятные палочки сияли в полумраке слепящей белизной. Стоило мальчику завидеть их, глаза у него округлились. Поговаривали, будто он не слишком разговорчив, но тут она своими ушами услышала, как по лавке разлетелся шепот: «Мама, мама, мама», вот только Дороти словно оглохла и не произнесла ни слова, даже не взглянула на мальчишку, будто его и вовсе не было рядом.

Подойдя к прилавку, она выложила из корзины всегдашние покупки, спросила сахара и сыра, но мальчик неотрывно разглядывал мятные палочки, и, пока миссис Браун занималась взвешиванием и нарезкой, он тянул Дороти за руку, дергал рукав, но она и глазом не моргнула, и миссис Браун про себя подумала: «Может, была бы ты попроще, мы бы даже поладили, и со всеми остальными ты поладила бы тоже, мы ведь все прекрасно знаем – дети вечно клянчат и канючат, чуть не до белого каления, и, спору нет, все бы все поняли, стоило ей сказать хоть слово, попросить о помощи хотя бы разок».

Миссис Браун поступила необдуманно, спонтанно – то ли чтобы порадовать мальчика, то ли хоть слово, хоть какое вытянуть из его матери, – она сама себе не отдавала отчет, но, завернув покупки, достала из банки сияющий леденец и наклонилась над прилавком, оказавшись