Сто чудес - Зузана Ружичкова

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, товарищ! – тепло приветствовал меня директор по культуре в отдаленном трансильванском городе Сибиу. – Тысяча благодарностей за ваш приезд. Нам не терпится вновь услышать вашу игру».

Стояла зима 1960 года, и добрая часть дня ушла на дорогу из Киева. Когда я наконец добралась сюда одна, после полета до Бухареста и потом на поезде, приводившемся в движение старинным паровозом, я чувствовала усталость и страшный голод.

Мой минувший тур с концертами по заводам, верфям, школам, училищам и административным учреждениям – десятый тур за этот год – был особенно тяжелым из-за холодов на Украине, в России и Польше. В частности, я столкнулась с трудностями в Киеве, где странный директор филармонии едва не оставил меня без гонорара. Я жаждала вернуться домой, к семье, в Прагу, сыграв последний концерт здесь, в Сибиу, для представителей власти.

Я знала по прошлым приездам, что размещение и питание окажутся примитивными. К счастью, у меня в чемодане было немного салями, жестянка сардин и запас русских сигарет.

Из всех стран Восточного блока, где я должна была выступать при социалистических режимах, Румыния едва ли не больше всех страдала от нищеты и царившего чувства отчаяния. Люди в этой бывшей венгерской провинции были ужасно измучены правлением президента Георгиу-Дежа и старшего министра Николае Чаушеску, здесь еще больше ощущалась изолированность от внешнего мира, чем в Чехии.

Но директор по культуре в Сибиу, устрашенный прибытием музыкантши в рамках государственной программы, как-то всегда умел ободрить меня – настолько благодарен он был за то, что я опять не обошла вниманием этот город.

«Для вас все готово в вашем жилище», – уверил он меня теми же словами, которым я радовалась во время первого посещения Сибиу несколько лет назад, пока не попала в нетопленую комнату. Метель предвещала холодную ноябрьскую ночь, и я предвкушала, что мне придется спать в пальто.

Исполнение старинной музыки следующим вечером должно было происходить в здании кинотеатра. Я не ждала многого от концерта с участием местных музыкантов, но знала, что отклик зала будет искренним и сердечным.

Задолго до того, как я натянула зеленое бархатное вечернее платье, заказанное мамой у своей портнихи, меня провели по городу, сфотографировав с партийными чиновниками на фоне главного административного здания. Затем следовали визиты в школы и на заводы. Школьники всегда были самыми восприимчивыми, особенно те, кто сам хотел заниматься музыкой. Они смотрели на меня как на знаменитость.

В одном из классов я разговаривала с детьми, которым было столько же лет, сколько мне, когда Гитлер захватил Чехословакию, – двенадцать. Как и всегда, я стремилась поделиться любовью к музыке и глубокой увлеченностью Иоганном Себастьяном Бахом. «В восемь лет, едва услышав Баха, всего, я полюбила его», – рассказывала я. Отвечая на вопросы, объясняла, и почему я посвятила жизнь музыке, и почему перешла от фортепьяно к клавесину: «Некоторые люди считают, что клавесин принадлежит эпохе феодализма, что он – деревянное изделие XVI века, которому место в музее, но для меня клавесин очень даже живой инструмент. Свои ранние клавишные произведения Бах сочинил для клавесина, и треть его огромного наследия – клавесинная музыка, часто с указанием, на каком именно клавесине нужно играть. Чтобы исполнение было аутентичным, соответствовало замыслу Баха, я и играю его сочинения на клавесине».

Один любопытный ребенок поднял руку и спросил: «А что такого в Бахе? Почему не Бетховен, например?»

Я улыбнулась: «Бетховен грозит кулаком небу, – и сделала соответствующий жест. – А в музыке Баха – высшая радость жизни и одновременно ее великая печаль. Чувствуешь глубокий смысл человеческого существования».

Вернувшись к себе в комнату, чтобы приготовиться к концерту, я зажгла сигарету и вдруг услышала стук в дверь. Консьержка, которая должна была следить за мной и сообщать обо всем необычном, пришла сказать, что мне звонят.

Встревоженная, я поспешила к ней в комнату и взяла в руки трубку. И едва не уронила ее, услышав голос мужа. Зачем звонит Виктор и откуда? У нас не было телефона. Мало у кого в Праге был. Вдруг что-нибудь случилось с моей матерью?

– Все в порядке, Зузана, – успокоил меня муж, догадываясь, что я паникую. – Звоню просто потому, что мы с твоей матерью хотим, чтобы ты изменила план путешествия. Прогнозируют плохую погоду, мы против, чтобы ты летела в Прагу в метель. Ты можешь договориться о билете на поезд?

В окно я увидела дико кружащиеся снежинки в свете уличного фонаря. Вроде бы хуже не стало с того момента, как я приехала сюда, поэтому я готова была возразить Виктору. Потом я услышала, как мама просит Виктора настоять на своем, и подумала о том, какое расстояние они прошли, чтобы позвонить.