Война в немецком тылу. Оккупационные власти против советских партизан. 1941—1944 - Эрих Гессе

Научное отображение развития партизанской войны и сообщений о применении советских партизан в годы Второй мировой войны немецкой стороной в послевоенное время осуществлялось довольно скромно, хотя оценки принимавших в этом виде боевых действий непосредственное участие солдат давали право на их рассмотрение. К тому же этот опыт необычайно важен и с исторической точки зрения. Тем не менее особая специфика данной темы по-прежнему вызывает сдержанное к ней отношение. И действительно, немалую сложность для исследователя при выполнении этой задачи представляет собой тот факт, что многие непосредственные свидетели имевших место боевых ситуаций в партизанской войне рисуют картину невыносимой жестокости совершенных преступлений, стремясь необоснованно принизить роль этих боевых действий. Это с одной стороны, а с другой, исходя из пропагандистских соображений, иные стараются их приукрасить и героизировать, а такое сильно затрудняет поиски истинных причинно-следственных связей.

В первые послевоенные годы авторы западного и восточного блоков организовали исследование различных аспектов партизанской войны в Советском Союзе. Однако они лишь в редких случаях были способны отобразить объективную картину, указывавшую на огромную взаимосвязь происходивших событий с политикой той или иной стороны. Зачастую же аналитики стремились только извлечь из немецкого опыта необходимые уроки военно-технического характера либо использовать партизанскую войну в пропагандистских целях против коммунистической идеологии Советского государства.

Достаточно широкое основание для обзорного представления происходивших событий дают политические и военные доклады об обстановке, сводки и другие документы немецкой стороны. Эти сообщения, а также предписания и указания о нормах поведения передают достоверные сведения о проводившихся операциях, подробно освещая соответствующие местные особенности. Поэтому данное исследование основывается именно на них. Для краткого же изложения и характеристики действий противоположной стороны наряду с официальными советскими оценками партизанской войны использовались также индивидуальные отчеты и мемуары видных партизанских командиров. Однако их можно использовать лишь для отображения проводившихся операций и имевших место событий, отбросив пронизывающие эти документы пропагандистские утверждения.

Короткий обзор этих источников высвечивает одновременно и трудности, связанные с обработкой материалов по данной теме в контексте военной историографии. Ведь историческая наука в Советском Союзе ориентировалась исключительно на учение об историческом материализме и обязана была соответствовать государственной доктрине.

Отсюда и происходит чуждая нам однобокость в излагаемой советскими историками точке зрения и рассмотрении исторической перспективы, а также категоричность в изложении исторических процессов в соответствии с их мировоззрением. Что же касается феномена партизанской войны в Советской России, ее развития и сути, то для советской интерпретации истории, определяемой идеологией, это явление служило лишь в качестве подкрепления тезиса о том, что народ, обладающий с точки зрения классовой борьбы растущим классовым самосознанием, при установлении над ним капиталистического господства империалистов неизбежно должен подняться на революционную освободительную борьбу. Подобное положенное в основу суждение определяло и оценку отдельных мероприятий и операций партизан, а само рассмотрение исторического процесса становилось закостенелым и загонялось в раз и навсегда установленные рамки, исключая любую возможность инакомыслия.

Такое понимание основывалось на учении марксизма-ленинизма, согласно которому политики без классовых интересов просто не существует. Соответственно нет и войны, которая не преследовала бы определенные политические цели конкретного класса. И если политические направляющие линии государства являются империалистическими, то есть нацеленными на завоевание и угнетение других народов, то и вытекающие из такой политики военные столкновения выступают как империалистические, а следовательно, абсолютно несправедливые.

Только политика государства, в котором ее определяет сам народ и которая соответственно служит интересам всего народа, является прогрессивной и поэтому справедливой. И если подобная политика приводит к войне, то такая война всегда справедлива, поскольку отвечает требованиям прогресса и стремлениям к дальнейшему подъему в развитии всего прогрессивного человечества. Согласно такому учению, историография Советского Союза различает справедливые и несправедливые войны. Причем в ходе войны ее оценочные характеристики могут в корне измениться, и тогда бывшая вначале несправедливой война, в конце концов, превращается в справедливую. При таком подходе Франко-прусская война 1870–1871 годов первоначально считалась для Германии справедливой, но с началом проведения ею аннексионной политики превратилась в несправедливую. При этом право определения характера войны в Советской России принадлежало правящей партии.

С точки зрения советской историографии Вторая мировая война тоже из вначале несправедливой и империалистической, служившей лишь осуществлению империалистических целей, с вступлением в нее Советского Союза превратилась в справедливую войну по освобождению всех народов от фашистской угрозы. Причем, по мнению советских историков, даже у империалистических западных держав не оставалось иного выбора, как, несмотря на все идеологические противоречия, присоединиться к освободительному фронту во главе с СССР.

Согласно учению В. И. Ленина, если народ оказывается затронутым империалистической захватнической войной, то он должен вести тотальную оборонительную войну всеми доступными средствами. А поскольку противник на оккупированных территориях по всем соображениям будет проводить империалистическую эксплуататорскую политику, то его угнетательские мероприятия неизбежно укрепят классовое сознание народа и доведут его желание оказать сопротивление до активного мятежа. Вслед за этим неизбежно должно последовать всеобщее восстание народа как единого класса угнетенных.

Тем не менее неопровержимость утверждений данного учения по опыту, полученному на территории Советского Союза, не подтвердилась. В своем отображении истории Второй мировой войны официальная советская историография допустила далекоидущую оплошность, забыв принять во внимание, какой слабой и отнюдь не спонтанной на самом деле оказалась воля к сопротивлению у советского народа, который, согласно ленинской теории, должен был превратиться в единый политически реагирующий класс. Вместо этого его пришлось поднимать на партизанскую войну путем проведения соответствующей политически организованной работы.

Эта слабая воля к сопротивлению сохранялась у советских людей до тех пор, пока немецкие эксплуататорские мероприятия не стали довольно чувствительными. Но и тогда у населения все еще сохранялась слабая надежда на введение новых политических и государственных норм жизнеустройства. В результате советский народ выказал, особенно на немецкой территории, не такое всеобщее единодушие с политической системой Советского государства, как ожидалось. И хотя немецкая политика, по ленинскому учению, являлась империалистической, спонтанного восстания народа, особенно в то время, когда от него требовалась помощь Красной армии, над которой нависла смертельная угроза, не произошло.