Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой Мировой войне - Максим Оськин

Поэтому надлежащее число конского состава Вооруженные Силы получили только в начале войны, когда мобилизация прошла с массой злоупотреблений — брали и единственную лошадь в хозяйстве. Затем, в ходе всей войны, военное ведомство должно было идти на всяческие ухищрения, обусловленные обстоятельствами военного времени, чтобы иметь в Действующей армии нужное количество лошадей. Таким образом, в планах военного ведомства вопрос обеспечения Действующей армии, тыловых частей, военных служб и инстанций вообще конским составом стоял особой строкой.

При мобилизации в войска брали лучших лошадей, но большинство из них по своей кормовой даче в мирное время «не дотягивали» до нормы военного времени. Поэтому в армии приходилось подкармливать крестьянских лошадок, взятых по мобилизации, ибо в деревне лошади редко видели такой корм, как овес. Отношение крестьян к лошади зачастую было более нежным, нежели к членам семьи, так как лошадь — это первый работник, кормилец всей семьи. Да и уход солдата на фронт представлялся естественным, в то время как лошадь — это все-таки не солдат: «Помню, когда, тоже по призыву, забрали наших вороных коней тоже на войну, мы все плакали, прощаясь с ними. Плакали больше, чем по ушедшим [на фронт] братьям. Может быть, это покажется странным, но когда уходили братья, было в душе сознание чувства долга. А вот мне, когда я прощался со своими красавцами вороными, все казалось, за что, за что лошади должны идти и гибнуть на войне?»^[84].

Какова же должна была быть численность лошадей в Действующей армии? Умозрительный ответ на этот вопрос дает все тот же один из высших чинов русской военной машины, занимавший перед войной пост начальника Генерального штаба, а с объявлением войны ставший начальником штаба Верховного Главнокомандующего в Ставке ВГК первого состава. Это — генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич. Перед войной в Академии Генерального штаба ген. Н.Н. Янушкевич читал курс лекций о довольствии войск в военное время и об организации тыла Действующей армии. В его вышедшем накануне войны учебнике по военной администрации цифра указывалась четко: потребность Вооруженных Сил в лошадях составляла двести тысяч голов на миллион людей^[85].

С объявлением мобилизации шинели должны были надеть немногим более пяти миллионов человек. Следовательно, количество лошадей в начале войны должно было бы несколько превышать миллион голов. Даже если считать, что часть людей неизбежно оседала бы в тыловых учреждениях или обучалась в запасных частях, то и тогда лошадей все равно не могло быть меньше 750 — 800 тысяч голов. Согласно теоретическим расчетам, разрешение проблемы по поставке лошадей для Действующей армии и тыловых войск и учреждений представлялось, в принципе, элементарным. Предполагалось ежегодно брать по миллиону лошадей из общей их численности около двадцати миллионов голов рабочего возраста. В таком случае ни крестьянство, ни народное хозяйство в целом не испытывали никакого напряжения своих возможностей в смысле степени обеспеченности рабочей силой. Повторимся, что, по данным военно-конской переписи 1912 года, в семидесяти восьми губерниях и областях Российской империи насчитывалось 32 835 963 лошади, в том числе рабочего возраста (4 лет и старше) — 70%.

Конечно, военное ведомство понимало, что Россия сильно отстает от других держав по уровню механизации сельского и народного хозяйств, что побуждало русские власти осторожно подходить к проблеме конского состава армии в будущей войне. Однако гигантская цифра мобилизационных ресурсов успокаивала русское военное ведомство. Однако с затягиванием войны, рано или поздно, указанное выше противоречие между законами страны и потребностями армии должно было войти в противоречие, и основная задача властей заключалась в удачном и успешном разрешении этого противоречия.

Надо затронуть и другой вопрос, касающийся комплектования Вооруженных Сил конским составом. Лошади в Действующей армии подразделялись на несколько категорий, будучи предназначены для различных функций. Поставляемые в войска лошади, в зависимости от своих качеств, шли в кавалерию, артиллерию (считая здесь и пулеметные команды) и обозы. Соответственно, цены на лошадей разных категорий также были различными: цены на верховых и артиллерийских лошадей в полтора раза превышали цены на обозных лошадей 2-го разряда. При этом цены военного ведомства, по которым лошадей брали в войска, могли существенно отличаться от рыночных цен на лошадь. Например, по воспоминаниям В.М. Наумова, проживавшего в Сарапульском уезде Вятской губернии, рядом с Боткинским заводом, в 1915 году по мобилизации взяли пару вороных коней. За каждого военное ведомство заплатило всего по 165 рублей. Чтобы не оставаться без рабочей силы, в семье Наумова за 230 рублей купили трехлетнего жеребца^[86]. В начале 1917 года цена на лошадей в Центральной России поднялась в среднем до 200 — 250 рублей за голову. Так, в Тульской губернии верховая лошадь стоила 355 рублей, артиллерийская — 355, обозная первого разряда — 270, обозная второго разряда — 195 рублей за голову^[87].

В обозы шли обыкновенные крестьянские лошадки. В артиллерию — крестьянские и степные лошади — более выносливые по сравнению с основной массой лошадей. Ведь специальных артиллерийских лошадей, как германские першероны, в России не выращивали. Зато кавалерия должна была комплектоваться исключительно скаковыми породами лошадей. И вот здесь-то, в связи с многочисленностью русской конницы, начинались проблемы, так как годная для строя лошадь, разумеется, бралась не в львиной доле конского состава страны — крестьянском хозяйстве.

В начале века в России выращивали такие скаковые породы, как текинская (ахалтекинская), стрелецкая, орловская, скаковая, донская, кабардинская, терская. Основные поставщики строевых лошадей — частные степные донские конезаводы. Также верховых лошадей давали Херсонская, Екатеринославская, Таврическая губернии. Обозные лошади — крестьянские великороссийские, киргизские, калмыцкие, сибирские, монгольские.

Таким образом, при комплектовании кавалерийских частей военное ведомство должно было рассчитывать на мощь отечественного конезаводного дела. В 1878 году в Российской империи было зарегистрировано 3430 конских заводов при 9560 жеребцах и 92 791 матке. В 1904 году эта цифра возросла до 6138 заводов при 17 041 жеребце и 176 725 матках. В том числе в Сибири — 41 при 92 и 783, на Кавказе — 713 при 2575 и 27 717, в русской Польше — 578 при 836 и 10 028 соответственно^[88]. К 1914 году число заводов увеличилось до 8714 единиц. В них числилось 22 300 жеребцов и 213 208 маток. В то же время чистокровных лошадей не хватало. Известный исследователь российского коневодства С.А. Султан-Гирей писал, что к началу Первой мировой войны чистокровное коневодство России составляло до 2800 маток. Полукровный материал, по приблизительным подсчетам, равнялся до пяти тысяч жеребцов и шестнадцати тысяч маток. «Отличные верховые лошади получаются от скрещения английской лошади с арабской — англо-арабы. Наши степные лошади, улучшенные английской кровью, дали великолепных полукровок, которыми ремонтировалась вся наша кавалерия, сидевшая на отличных лошадях, что дало ей возможность в последнюю великую войну вести самостоятельные действия»^[89].