История мусора. От средних веков до наших дней - Катрин де Сильги

Деревенское тряпичничество отличается от городского. Например, в Бретани «грязекоп» менял тряпье, кроличьи шкурки, свиную щетину, лошадиные хвосты, железный лом, кости на фаянсовую посуду, платки или фрукты по сезону: яблоки, груши, вишни. В XVIII веке он предлагал в обмен чаши и тарелки из дерева, скупаемые по дешевке у «лесных бондарей», занимающихся своим промыслом, селясь прямо в лесу. Примерное взвешивание старых тканей осуществлялось с помощью безмена (называемого там «krog pouser») или пружинных весов.

В горах Арре с их неплодородными почвами крестьяне дополняли свои доходы другим способом: торговлей вразнос, ткачеством или, наконец, тряпичничеством. Некоторые из них отравлялись в кратковременное странствие, ведя на поводу лошадь, впряженную в двуколку или шарабан, а после Второй мировой войны подчас садясь за руль своей машины. Эти экспедиции за отходами вклинивались между посевной, прополкой и сбором урожая. В начале и в конце вояжа «грязеко-пы» иногда собирались вместе, чтобы пропустить стаканчик сидра в каком-нибудь кафе.

Колеся по дорогам Леона или Корнуайя, они оповещали о своем приезде в селения и хутора, протрубив в рожок, в кларнет, а то и просто выкликая: «Тряпье для тряпичника! Грузи телегу до верха и пусть укатывает!» или: «Тряпье! Тряпье! Для парней из Ла-Рош! А вам за него — тарелки, плошки, ложки да полно шнурков и черешни — для пирогов!» Тут набегали стайки детей и с шумом сопровождали приехавшего. У каждого тряпичника был своей удел, передаваемый обычно в семье по мужской линии, от отца к сыну, приучавшемуся к этому ремеслу с малолетства, отправляясь на промысел вместе с родителем. Собранное «грязекоп» сбывал оптовикам. Часть заработанного шла на постой и прокорм, а также в уплату за патент, который он был обязан получить.

Поскольку тряпичник был интересным гостем, ибо являлся кладезем последних новостей и слухов, он иногда получал место за чьим-нибудь семейным обеденным столом и ел вместе со всеми ржаную похлебку или яблоки, печенные с салом. Но чаще, невзирая на важную экономическую роль, которую этот временный кочевник исполнял, поселяне относились к нему настороженно. «Грязекоп» нередко служил для них расхожим воплощением некоей угрозы. Матери подражали его голосу, чтобы пугать детей: «А нет ли, любезные мамаши, у вас детишек на продажу?!» Но он также пользовался репутацией лихого малого, о чем свидетельствует поговорка: «Горазд плясать, словно тряпичник!» А кюре удрученно поговаривали, что он обыкновенно больше смыслит в стоимости бросового тряпья, нежели в ценности собственной души.

Сбор «тряпок» по домам процветал начиная с XVI века, поскольку они служили сырьем для бумажных фабрик. К 1828 году фабрики Кот-дю-Нор перерабатывали более 450 тонн тряпья, а предприятия в Финисте-ре — 232 тонны. Сортировка тканей производилась на складах, эту работу делали в основном женщины. Затем пресс штамповал из них брикеты, и те шли на бумажные мельницы. В 1900 году во всех больших бретонских городах имелись хранилища тряпья, принадлежащие кому-нибудь из оптовиков. Эти заведения часто вызывали живейшие протесты окрестных жителей, жаловавшихся на опасность возникновения пожара, пыль, сопровождающую сортировку тряпья, и невыносимые запахи, представляющие угрозу для здоровья.

Как и в Париже, здесь тряпичничество стало клониться к закату, как только на изготовление бумаги пошла целлюлоза и появились новые технологии производства. Кризис усилился сразу после Второй мировой войны, когда появились первые синтетические волокна и бумажные мельницы одна за другой закрылись, не выдержав конкуренции больших промышленных предприятий. Тут уж многие «грязекопы» переквалифицировались, уйдя в торговлю новой тканью и бельем.