Ференц Лист - Мария Залесская

Эту не прошедшую с годами обиду можно понять. Ференц, чей талант объективно превосходил способности большинства студентов Парижской консерватории, впервые испытал на себе вопиющую несправедливость. Да еще и прозвучал убийственный отказ из уст человека, тоже являвшегося иностранцем! Человека, чей талант отец превозносил, знакомством с которым гордился со времен счастливых дней в Кишмартоне! Надежда на чудо, упорно насаждавшаяся Адамом Листом, рухнула в одночасье. Мальчик испытал сильнейший стресс. Удивительно, что его впечатлительная натура выдержала подобное испытание без последствий.

Возможно, на переживания просто не осталось времени. Слава бежала впереди чудо-ребенка. Словно в компенсацию за причиненное унижение Париж, захлопнув перед Листом двери консерватории, тут же распахнул ему двери своих великосветских салонов. Черни поистине оказался пророком!

На деньги от концертов, данных по дороге в Париж, Листы сняли квартиру в самом центре города. С инструментом для занятий помог знаменитый мастер Себастьен Эрар^[97]. По приезде Листов в Париж именно семья Эрара оказала им поддержку и постаралась смягчить горечь от неудачи в консерватории. В дальнейшем Лист относился к Эрарам с неизменной любовью и благодарностью, называя их «своей приемной семьей».

Поскольку о возвращении в Вену не могло быть и речи, нужно было найти новых частных учителей. Первым стал Фердинандо Паэр; позднее, в 1826 году, Лист брал уроки у Антонина Рейхи (Райхи)^[98], совершенствовавшего композиторское мастерство у Йозефа Гайдна и Антонио Сальери. (Таким образом, прослеживается творческая преемственность композиторских методов.) У Паэра Лист учился в первую очередь композиции и инструментовке, а у Рейхи — гармонии и контрапункту.

Жизнь понемногу налаживалась. Однако отец и сын по-разному оценивали свое положение в Париже. В воспоминаниях Ференца чувствуется тихая грусть: «…мой отец покинул свой мирный кров, чтобы отправиться со мной по свету… он сменил мирную свободу деревенской жизни на блестящую повинность жизни артиста и поселился во Франции как наиболее подходящем месте для развития моего музыкального инстинкта, который он в своей наивной гордости называл моим гением; я привык смотреть на Францию как на свою родину и забыл, что у меня есть и другая родина»^[99].

Через месяц после приезда в Париж Адам представил очередной отчет Черни: «За время нашего пребывания здесь мы приняли приглашения на 36 вечеров в самых знатных домах, ни в одном из которых за вечер не платят меньше 100 франков, а часто даже 150… Чтобы не мешать отдыху и занятиям мальчика, мне пришлось отказаться от многих приглашений. Однажды, когда он играл у герцога Беррийского и импровизировал на четыре заданные ему темы, там присутствовала вся королевская семья. Три раза он играл у герцога Орлеанского. Успех был так велик, что в эти два высочайших дома его приглашали еще несколько раз»^[100]. На фоне общего тона письма некоторым диссонансом звучат слова о заботе об «отдыхе и занятиях мальчика».

Так прошла зима 1823/24 года: уроки, концерты, уроки, концерты, концерты, концерты…

Седьмого марта 1824 года состоялось первое публичное выступление Листа в парижском Итальянском оперном театре (концерты в салонах публичными не считались). Оркестр и освещение зала дирекция театра безвозмездно предоставила в распоряжение «бенефицианта». К тому времени слухи о невероятном таланте «маленького Литца» (le petit Litz, как называли его парижские газеты) уже достигли апогея. Все хотели увидеть «нового Моцарта». Успех концерта, в котором также приняла участие великая певица Джудитта Паста (1797–1865), превзошел все ожидания и стал подлинным триумфом Ференца. По воспоминаниям современников, мальчик буквально заворожил не только публику, но даже музыкантов оркестра, которые, заслушавшись его игрой, забыли вовремя вступить.

Париж был покорён, газеты и журналы соревновались, кто опубликует наиболее восторженную рецензию. При этом письмо Адама Листа, вскоре посланное Черни, больше напоминает бухгалтерский отчет: «Расходы, которые нам пришлось покрыть, составили всего лишь 343 франка. После у нас осталось 4711 франков чистого дохода; к сожалению, театр этот очень мал, а я не хотел значительно повышать цены, а то наверняка мог бы получить вдвое больший доход… фурор, который произвел мой сын, неописуем»^[101].

Но самым главным доказательством веры парижан в талант Листа стало последовавшее вскоре от дирекции Парижской оперы^[102] предложение попробовать свои силы в написании одноактной оперы! Событие экстраординарное: заказ был сделан ребенку, которому еще не исполнилось тринадцати лет!