Республика Святой Софии - Ольга Кузьмина

За пределами Новгорода, в волостях, церковная жизнь строилась по образцу города. Все приходские дела решались миром на сходе, который созывался церковным старостой и проходил в трапезной при церкви. Священники в Новгородской земле не образовывали особого сословия, ими могли быть выходцы из крестьянских общин или из посада. Более того, посвященный в духовный чин человек не порывал с миром. Если посвящался тяглый крестьянин, он становился «тяглым попом», духовное звание не освобождало его от податей.

Анализ источников позволяет утверждать, что до конца XV в. новгородские и псковские попы входили в состав ополчения наравне с другими полноправными гражданами. В 1234 г. «изгониша Литва Русь (Старую Русу. — О.К.) оли до търгу, и сташа рушане, и засада: огнищане и гридба, и кто купьць и гости, и выгнаша я ис посада опять, бьющеся на поли; и ту убиша неколико Литвы, а рушан 4 мужа: попа Петрилу, 2 Павла Обрадиця, айна два мужа»^[195]. В 1343 г. во время одного из сражений псковичей с ливонцами «некто Руда, поп борисоглебъскыи, поверг вся ороужия побеже с побоища, и прибежа к Изборскоу и поведа, глаголя: наших Немци всех побили; тако же и во Пскове поведа»^[196].

Только в 1497 г. в Псковской летописи впервые зафиксирован отказ попов от участия в «розрубе» — сборе воинов на ополченческую службу: «Псковичи сроубилися с десяти сох человек конны, да и священников и священнодьяконов почали роубити; и священники нашли в правилех святых отец в Манакануне что написано, яко не подобает с церковной земли роубитися; и посадники псковский и со псковичи, а в степени тогда был посадник Яков Афанасьевич Брюхатой да Василей Опимахович, и оучали сильно деяти над священники, и лазили многажды на сени и в вечьи и опять оу вечье влезли и хотели попов кноутом избесчествовати, Ивана священника рожественьского и Андрея, и в одных роубахах стояли на вечи, и иных всех попов и дьяконов изсоромотиша»^[197].

Отказываясь от участия в военном походе, попы апеллировали к Святому Писанию и настояли на своем: «нашли в правилах святых отец о попъх написано, и не взяша с них ничего в помочь»^[198].

По всей видимости, в Новгороде в это время попы по-прежнему участвовали в военных походах. Если бы это было не так, псковские попы, скорее всего, тоже не ездили бы на войну, сославшись на новгородский пример, ведь Псков входил в состав епархии новгородского владыки.

А. Е. Мусин утверждает, что не только в Новгородской епархии, но и в других русских землях духовенство принимало участие в военных походах в качестве воинов^[199]. Сохранился любопытный документ на эту тему — ответ Патриаршего синода в Константинополе епископу города Сарая Феогносту от 12 августа 1272 г. Епископ спрашивал патриарха: «Аще поп на рати человека убиет, лзе ли ему потом служити?» Ответ патриарха был отрицательным: «Се удержано святыми канонами!»^[200]

Показательно, что это каноническое правило сохранилось на Руси в составе многих рукописных сборников, но при этом в большинстве списков вплоть до XVI в. это правило читается следующим образом: «Не удержано есть святыми канонами». Таким образом, «древнерусское сознание, исказив канонический текст, наделило духовенство „правом на убийство“ во время официальных военных действий без поражения в священнических правах, связанных со служением литургии»^[201].

Данное искажение патриаршего слова убедительно объясняет А. Е. Мусин: «За положительным ответом древнерусских сборников скрывается истинное недоумение средневековых клириков, для которых убийство, совершенное во время рати, было равносильно продолжению жизни и священное л ужения. Наоборот, отказ от применения оружия был равнозначен самоубийственной смерти, что влекло за собой естественную невозможность жить и служить. Это вновь свидетельствует о том, что в сознании Древней Руси священник практически не выделялся из остальной массы общинников в том, что касалось жизненно важных вопросов войны и мира. Лишь в Московское время, в связи с выделением священства в замкнутое сословие, запрет на использование оружия стал практически абсолютным»^[202].

Заметим, что даже псковское духовенство, особенно рьяно следовавшее классическим канонам православия, отказывается от участия в военном походе только в 1497 г., то есть уже после присоединения Новгорода к Московскому княжеству, когда во главе Новгородской епархии встает архиепископ, присланный из Москвы. До этого новгородские владыки не считали неприемлемым для священнослужителей участвовать в военных действиях в качестве воинов, более того, это был прямой долг белого духовенства, как полноправных граждан республики.

Выборность белого духовенства — священников и дьяконов — из числа горожан в Новгороде сохранилась и после присоединения к Москве. Стоглавый собор Русской церкви 1551 г. в своем приговоре записал: «В Великом Новгороде по всем церквам и по улицам старостам и уличанам избирати попов искусных и грамоте гораздых и житием непорочных, а денег у них на церковь и себе мзды не искати ничего; и приходят с ними к архиепископу; и архиепископ, поучив и наказав, благословляет его, и не емлет у них ничего, разве благословенные гривны. А от диаконов и от проскурниц и от пономарей попом и уличаном прихожаном посулов не имати»^[203].

То есть церковные должности были выгодными, если случалось, что кандидаты подкупали свой «электорат». Порядные грамоты между попом и прихожанами фиксировали условия службы священника в данной церкви^[204]. Точно неизвестно, получали ли попы новгородских уличанских церквей какое-либо постоянное жалование. В «Рукописании Всеволода» упоминается лишь доход клира Иваньковской церкви. Однако Иваньковская церковь в Новгороде была на особом положении. Перед ней зачитывались и скреплялись печатью грамоты Новгорода с Ганзой, в церкви хранились «мерила торговые, скалвы вощаныи, пуд медовый, и гривенку рублевую, и локоть Еваньскыи». За это священнослужители и получали оброк: «Попам, и диякону, и диаку, и сторожам из весу из вощаного имати попам по осми гривен сребра, диакону 4 гривны сребра, диаку 3 гривны сребра»^[205].