Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов

Померанцевым. Дымок тянул из трубы. Сан Саныч замялся, неудобно было перед чужими людьми, но взглянуть очень хотелось, и он открыл знакомую калитку. Потом, все еще сомневаясь, постучал и вошел в сенцы. Дверь из комнаты распахнулась. Симпатичная женщина глядела приветливо и с вопросом в глазах.

— Здравствуйте, — Сан Саныч замялся, потом улыбнулся виновато. — У меня тут знакомая жила. Извините, наверное, переехала... Извините...

— Вы — Сан Саныч?!

— Я? Да... — ответил Белов, всматриваясь в милое незнакомое лицо.

— Я — Ася, жена Георгия Николаевича Горчакова. Заходите, пожалуйста!

— Здравствуйте, — пораженный Белов шагнул в комнату. — Вы приехали к нему?

— Да, мы приехали, только никому не говорите, пожалуйста! Снимайте шинель!

— Да, спасибо, а где Георгий Николаевич?

— В командировке, две недели его не видела.

— Вы на свидание к нему приехали?

— Нет, насовсем! Что вы на меня так смотрите? Вы не голодный? Чаю хотите?

— Вы давно здесь? — Белов смотрел на Асю, не отрываясь.

— С июля, в школе работаю... — Ася достала печенье, налила чай и села за стол.

Белов наблюдал за Асей, вспоминал Горчакова, отказавшегося от ее писем:

— Я другой вас себе представлял...

— Да? Ну вот, я такая...

— Думал, вы старше.

— А я и не молодая, сыну пятнадцать лет... Вы извините, мне Георгий рассказывал о вас, вы нашли жену? Ее Николь зовут, правильно?

Они просидели допоздна. Пришел Коля, поужинал и лег спать, а они все разговаривали. У Аси были такие понимающие глаза, что Сан Саныч говорил и говорил. Накопилось. После лагеря он двух слов не сказал ни с одной женщиной. Было уже поздно, он спрятал письмо:

— Теперь знаю, где они, но я приписан к буксиру...

— А если потихоньку? Когда ваш «Полярный» будет в большом рейсе?!

— У меня паспорта нет... Справка и маршрутный лист.

Ася молча кивнула, соглашаясь. Сан Саныч поднялся.

— Спасибо вам, очень рад был... извините, уже поздно...

Ася стояла, что-то напряженно соображая:

— Слушайте, а давайте я съезжу к Николь?!

— Вы?! — удивился Белов.

— Ну да. Могу отвезти вещи, деньги. Увижу, как живет, может, помогу чем-то. Подумайте! Мне не сложно!

— Не-ет, что вы?! Туда почти неделя в одну сторону, и билетов не достать... Вы же к Георгию Николаевичу приехали... — Сан Саныч все думал, словно готов был согласиться.

— Ничего, мы с ним не каждый день видимся.

Сан Саныч еще помолчал, размышляя, наконец твердо тряхнул головой:

— Спасибо, что предложили, если очень нужно будет, попрошу. — Он надел шинель. — А как у вас отношения? — спросил вдруг Сан Саныч почти шепотом. — Вы простили его?

— Кого?! — удивилась Ася.

— Георгия Николаевича... он не писал вам... — Сан Саныч все больше и больше проникался чувствами к этой женщине.

— Я никогда не была на его месте. — Ася замолчала и растерянно посмотрела на Белова. — Ему и сейчас тяжело, может тяжелее, чем было...

Сан Саныч кивнул, и они вышли на крыльцо. Ночь была черная и звездная. Подмораживало.

— Завтра тепло, солнце будет. Это у нас бабье лето такое. А потом польет, — Сан Саныч улыбнулся. — Слушайте, Ася, а где же ваш младший сын? Ведь у вас двое?

Ася замерла, но только на секунду.

— Идите, идите, потом вам расскажу, все в порядке...

71

Сентябрь заканчивался, но тепло держалось необычно долго, снег ни разу не выпал, чего местные не могли и припомнить. Дул устойчивый юг, оттесняя дождливый запад и морозный север. Местные, непривычные к долгому лету, разглядывали небо. Ася с Колей шутили с отцом, что это они привезли сюда московскую погоду.

Горчаковы были вместе уже два с половиной месяца. Георгий Николаевич, если его не забирали в командировки, старался дежурить в больнице для вольных и мог выбираться к своим в «их домик», а иногда и ночевал. Он рассказал все Богданову, тот, с присущим ему хладнокровием, только пожал плечами, но стал учитывать новые обстоятельства жизни своего ассистента. На одном из концертов самодеятельности, где Асю опять долго не отпускали со сцены, Богданов рассмотрел ее внимательно и одобрил окончательно.

В школе шли занятия, Ася всем нравилась, у нее получалось, а дети, это были дети вольнонаемных работяг, инженеров, офицеров и надзирателей, были отзывчивые и, как все дети, талантливые. Из школы она возвращалась поздно, но всегда в хорошем настроении. Стараниями мудрой директрисы она впервые в жизни работала официально, с удовольствием и за огромную по московским меркам зарплату. Получая деньги в окошечке кассы, Ася всякий раз с тайным удивлением пересчитывала их и сверяла с ведомостью. Ошибки не было, это были ее деньги. И потом, по дороге жалела остро, что этих денег не было раньше. На одну такую зарплату можно было купить пальто и ботинки Севке и костюм Коле... и еще много-много хорошей еды.

Коле тоже все нравилось, школа была с большим спортзалом и отличными педагогами все из тех же ссыльных. Очень сильной была и самодеятельность. От ликвидированного ермаковского театра осталось несколько приличных актеров и музыкантов из московских и ленинградских театров. Жизнь Аси наполнилась заботами, главной из которых был Гера.

Ухаживания холостых и нехолостых офицеров начались сразу. Асю приглашали в ресторан, в кино, на соревнования по футболу. Ася вежливо и твердо отвечала всем, что у нее есть жених, но это не очень помогало. Старожил Ермаково, бывший начальник первого лагеря, а теперь замначальника всего Строительства подполковник Воронов порывался петь под ее аккомпанемент. Голос у него был красивый от природы, но после первой же репетиции подполковник уверенно взял ее под руку и прямо предложил встречаться. Услышав про соперника, властный чекист стал допытываться, кто такой, где он сейчас и почему она одна. Вроде и в шутку, но и требовательно блестел наглыми глазами начальника, намекая, что он все решит. Ася замерла, опустила глаза в пол, стараясь не думать о Георгии, с которым она через час встречалась в их домике. Внутри у нее поднималось какое-то сильное и брезгливое чувство, страх ушел. Она решительно освободилась от рук Воронова и так посмотрела ему в глаза, что тот перестал пытать и на следующую репетицию не пришел. А вскоре уехал в длинный отпуск на юга.

Горчаков осторожно и недоверчиво оттаивал. Сдерживал и себя, и Асю, как будто готовил ее