Я дрался с самураями. От Халхин-Гола до Порт-Артура - А. Кошелев

^{Основной противник советских танков на Халхин-Голе — японское 37-мм противотанковое орудие}

Куда опаснее была японская противотанковая артиллерия — их «37-миллиметровки» пробивали броню наших легких танков даже с километровой дистанции, — правда, эффективность бронебойного снаряда была крайне низкой: случалось, наши БТ и Т-26 возвращались из боя с несколькими пробоинами, но своим ходом и без потерь в экипаже.

По-настоящему тяжелые потери мы несли лишь от бутылок с зажигательной смесью, и то поначалу. Японцы рыли узкие щели, ложились в них, пропускали танк над собой — и бросали в корму бутылку. Многих наших так пожгли. Тогда мы стали мастерить самодельные огнеметы — железная труба, струя бензина под напором. Впереди у нас всегда шел Т-26 с таким огнеметом и выжигал самураев из щелей, как клопов.

Еще японские смертники использовали мины на длинных бамбуковых шестах. Их потом много осталось на поле боя. С такими шестами они бросались на танки и подрывали их вместе с собой. Но после того, как у нас ввели шахматный боевой порядок танкового взвода во время атаки и наладили взаимодействие с пехотой, потери от минеров и «бутылочников» заметно пошли на убыль.

И все же за время боев на Халхин-Голе только наша 11-я бригада потеряла больше сотни танков — так что победа обошлась очень дорого…

Помню рассвет 20 августа 1939 года, когда началось генеральное наступление. Утро было ясное, солнце яркое. Но едва мы вышли на исходные позиции — все вокруг вдруг потемнело, будто в пасмурный день. Смотрим вверх — а небо сплошь в самолетах. Наши бомбардировщики шли волна за волной. Потом ударила артиллерия — казалось, артподготовка длится бесконечно, японские позиции буквально кипели от разрывов. Не верилось, что кто-то может уцелеть в этом аду. Однако когда мы наконец двинулись вперед, то встретили отчаянное сопротивление. Бой был страшный. Самураи дрались зло, цепляясь за каждую сопку. Пришлось буквально прогрызать их оборону. И все-таки мы одолели — окружив вражескую группировку, создали внешний фронт, как под Сталинградом. И точно так же японские резервы пытались прорвать это кольцо извне — безрезультатно.

^{Перед боем}

Признаться, подробности я сейчас уже не очень помню — все сливается в какую-то сплошную мясорубку. После тяжелых боев вообще мало что остается в памяти — так, обрывки впечатлений, отдельные картинки. И дело даже не в страхе смерти, к которому привыкнуть нельзя, но можно притерпеться, — просто во время танковой атаки, при закрытых люках, сквозь смотровые приборы почти ничего не видишь вокруг — только перед собой. Лишь это и запоминается — смазанный, затянутый дымом, прыгающий клочок реальности величиной с ладонь.

Пожалуй, лучше и точнее всех эти ощущения передал Константин Симонов в своей знаменитой поэме «Далеко на Востоке» — там танкист, герой Халхин-Гола, уже в Москве, празднуя с друзьями победу, может вспомнить лишь как «за треснувшим триплексом метались баргутские лошади, и прямо под танк бросался смертник с бамбуковым шестом».

Вообще, к Симонову у нас, халхингольцев, отношение особое. Лучше него об этой «необъявленной войне» не написал никто. К тому же именно он первым предложил увекоречить память о боях за Халхин-Гол, подняв на постамент советский танк — помните его знаменитое стихотворение?

«Когда бы монумент велели мне Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне, Я б на гранитной тесаной стене Поставил танк с глазницами пустыми; Я выкопал его бы, как он есть, В пробоинах, в листах железа рваных, — Невянущая воинская честь Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах. На постамент взобравшись высоко, Пусть как свидетель подтвердит по праву: Да, нам далась победа нелегко, Да, враг был храбр. Тем больше наша слава.»

Памятник на горе Баин-Цаган (октябрь 1939 г.)

Так и сделали — в память о той «необъявленной войне» на горе Баин-Цаган установлен танк БТ-5, правда, не подбитый, а целый. Точно на таком мне довелось воевать летом 1939 года. Так что для меня он — главный символ нашей победы.

Василий Давиденко
командир пулеметной роты

В 1938 году, когда уже мало кто сомневался, что мы на пороге новой большой войны, в качестве одной из мер по подготовке страны к отражению агрессии был досрочно произведен выпуск командных кадров из военно-учебных заведений, в том числе и из нашей Одесской пехотной школы им. Якира.

^{Василий Иванович Давиденко (1939 г.)}

Хотя мне как выпускнику-отличнику предлагали должность командира взвода в родном училище, я попросил направить меня для прохождения службы в Забайкальский военный округ, поскольку считал Дальний Восток наиболее вероятным театром будущих военных действий — только что закончились бои на озере Хасан, и мы были уверены, что это не последнее столкновения с японцами, что скорой войны на востоке не избежать.

Так я попал в 57-ю Уральскую стрелковую дивизию, которая дислоцировалась неподалеку от Читы, на должность командира пулеметного взвода.