Батый - Алексей Карпов

Знание своей родословной — основа существования любого кочевого сообщества. Встречаясь в степи с незнакомцем, кочевник должен был точно определить своё отношение к нему, выяснить, не является ли тот его родичем — пусть даже очень далёким, высчитать возможную степень родства — если, конечно, таковое имелось, определить старшинство родов и их взаимоотношения в прошлом — враждебные или, наоборот, дружественные. Незнание всех этих подробностей порой грозило смертью или рабством и неизбежной потерей имущества.

Родословное древо Бату (Батыя) насчитывало 25 колен и восходило к легендарным основателям рода Борджигинов Борте-Чино («Пегому волку»), «родившемуся по изволению Вышнего Неба», и его супруге Гоа-Марал («Прекрасной лани»). Точные сведения об этом, с росписью всех потомков божественной пары, содержатся в «Сокровенном сказании» монголов — своде монгольских преданий, повествующих о подвигах великого представителя рода Борджигинов, основателя Монгольской империи и «покорителя Вселенной» Чингисхана, деда Батыя. Для самого Батыя дело, однако, осложнялось тем, что его родство с Чингисханом, сама принадлежность к Чингисову потомству могли быть поставлены под сомнение. История эта весьма давняя, и связана она с женитьбой Чингисхана (тогда ещё Темучжина, сына Есугай-Баатура) и женитьбой самого Есугай-Баатура, отца «покорителя Вселенной» и прадеда героя нашего повествования.

В те далёкие времена кият-борджигины воевали со многими соседними племенами — татарами, меркитами, найманами и другими. Однажды, рассказывает «Сокровенное сказание», Есугай-Баатур, охотившийся на реке Онон за птицей, повстречал меркитского Эке-Чиледу, который ехал со свадьбы, взяв себе девушку из олхонутского племени. Заглянув в возок, Есугай поразился редкой красотой девушки. Он вернулся домой и, захватив с собой братьев, напал на меркита и отнял у него невесту. Сам Эке-Чиледу убежал. Братья гнались за ним, но, миновав семь увалов, вернулись. Так Оэлун-учжина, девушка из олхонутского племени, стала женой Есугай-Баатура и матерью его сына Темучжина, будущего Чингисхана. Но у Эке-Чиледу были братья, и они, конечно, не забыли нанесённого их роду оскорбления. В то время, когда Есугай-Баатур был в силе, они не смели ничего предпринять. Но Есугай вскоре умер, оставив малолетних сыновей. Прошло ещё немало времени, и старший из них, Темучжин, женился на огнеокой Борте-учжине, девушке из унгиратского племени, дочери Дэй-Сечена, когда-то, ещё ребёнком, сосватанной для него отцом. Тогда-то и настало для меркитов время вспомнить о старой обиде. Однажды, когда Темучжин вместе со своими братьями, матерью и женой кочевал в верховьях монгольской реки Керулен, на его стан напали 300 меркитов во главе со старшим братом Чиледу Тохтоа-беки. У будущего «покорителя Вселенной» оказалось под рукой всего девять лошадей: на одну вскочил он сам, других отдал матери, братьям и двум самым близким из своих друзей; ещё одну «приспособили в качестве заводной, так что для Борте-учжины, — рассказывает «Сокровенное сказание», — не оставалось лошади». Конные стремительно умчались; Борте же попыталась спасти старуха служанка, упрятав её в крытый возок, запряжённый пегой коровой. Увы, тщетно — меркиты нашли молодую жену Темучжина и увезли её с собой. Тохтоа-беки передал пленницу своему младшему брату Чильгир-Боко; «в его-то воле она всё время и находилась»¹. Случившееся стало поводом для большой войны, в результате которой меркиты были почти полностью истреблены. Сумел Темучжин вызволить из меркитского плена и свою Борте. Вскоре после освобождения она родила первенца Чингисхана Джучи, отца Бату.

Сам Чингисхан (это имя-титул он получил уже после войны с меркитами) никогда и ничем не попрекал жену и неизменно и многократно во всеуслышание именовал Джучи своим родным сыном. Впоследствии утверждалось, что Борте попала в плен уже беременной; больше того, вопреки действительности стали говорить, будто она вовсе и не задержалась у меркитов, но сразу же была отослана ими Ван-хану, или Тогрул-хану, могущественному правителю кереитов, с которыми меркиты тогда находились в мире (как считают, его имя отразилось в имени знаменитого «пресвитера Иоанна», легендарного христианского правителя Центральной Азии). Ван-хан некогда был побратимом отца Чингисхана Есугай-Баатура, а к самому Чингисхану пока что — до их разрыва и жестокой, кровопролитной войны — относился как к сыну; с подобающим уважением он отнёсся и к пленнице, содержал её наравне с остальными своими невестками и вскоре в целости и сохранности, не притронувшись к ней, передал мужу. На пути домой Борте и родила сына, причём родила внезапно, когда никто этого не ждал. Не имея возможности устроить колыбель для младенца, верный слуга Чингисхана, сопровождавший её, замесил тесто из небольшого количества муки и завернул в него сына своего повелителя; потому-то Джучи, родившийся в дороге, и получил своё имя (по-монгольски оно означает нового гостя, появившегося с дороги). Эта история приведена в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина, официального историографа правителей монгольского Ирана и одного из первых биографов Чингисхана и его ближайших преемников². Но разговоры о том, что настоящий отец Джучи — меркит Чильгир, велись в семье «покорителя Вселенной». Особенно должно было это задевать трёх остальных его сыновей от Борте, имевших право наследовать отцу, — прежде всего Чагатая и Угедея и в меньшей степени младшего, Тулуя. По крайней мере однажды дошло до открытого столкновения, случившегося в присутствии отца и вельмож. В 1219 году, во время подготовки к Среднеазиатскому походу, на семейном совете Чингисхан повёл речь о своём преемнике и первым назвал имя Джучи, предложив тому высказаться на сей счёт. Но не успел тот открыть рот, как его опередил Чагатай.

— Ты повелеваешь первому говорить Чжочию (Джучи. — А. К.)! — воскликнул он, обращаясь к отцу. — Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Чжочия? Как можем мы повиноваться наследнику меркитского плена?

Это было оскорбление, стерпеть которое старший из Чингисидов не мог. Братья схватились друг с другом, едва не завязалась драка, и вельможи насилу сумели растащить их. Оскорблён был и Чингисхан.

— Как смеете вы подобным образом отзываться о Чжочи?! — обратился он к сыновьям. — Не Чжочи ли старший из моих царевичей? Впредь не смейте произносить подобных слов!³

Но нарекать Джучи наследником своей державы после этого случая он не решился. Не стал отцовским наследником и оскорбивший брата Чагатай. Своим преемником Чингисхан объявил третьего сына от Борте Угедея, сделав возможным в дальнейшем вступление на престол любого достойного потомка — но только от четырёх старших братьев.

Вражда между Джучи и братьями Чагатаем и Угедеем давала о себе знать и позднее. (Между ними «всегда были препирательства, ссоры и несогласие», — сообщает Рашид ад-Дин; с Тулуем же, напротив, Джучи ладил.) Затем вражда эта перейдёт по наследству к их сыновьям и внукам. С её проявлениями мы столкнёмся и в биографии Джучиева сына Бату. Правда, нам не известно ни одного случая, когда Бату открыто бы попрекали происхождением отца, — что и неудивительно, ибо после смерти Чингисхана подобные попрёки могли быть восприняты как оскорбление памяти великого основателя рода. И всё же тень «меркитского плена», несомненно, витала над старшим из Чингисовых внуков.