Наш человек в Киеве - Евгений Львович Зубарев

Потом он уронил телефон под стол и, неловко скорчившись, полез туда за ним.

Я тут же поспешно встал, попрощался в потолок и пошёл вслед за громилой прочь из зала, а потом вниз по лестнице.

Вслед мне вдруг донеслись жалобные завывания, в которых я угадал послевоенную русскую песню «Иволга». «В этой роще берёзовой, вдалеке от страданий и бед, где колеблется розовый немигающий утренний свет…» В знаменитом советском фильме «Доживём до понедельника» эту песню, помнится, исполнял Вячеслав Тихонов, актёр, прославившийся ролью антифашиста, советского разведчика Штирлица.

Акция на улице Богдана Хмельницкого оказалась очередной пустышкой. С огромным раздражением я смотрел на трёх невзрачных активистов, вставших перед стеклянными стенами посольства Германии с нечитаемыми плакатами. Перед активистами стояли штук пять операторов местных телеканалов и ещё столько же фотографов – эта акция била рекорды по соотношению числа участников на количество журналистов.

Я тоже достал камеру, включил и встал рядом с коллегами. Один из троицы активистов, дёрганый бородатый мужичок в грязном камуфляже, нудно и косноязычно пересказывал журналистам банальные исторические анекдоты, попутно укоряя немецких политиков за поддержку Минских соглашений.

– Мы пришли сюда сказать Штайнмайеру, что никакие Минские соглашения выполнять не будем! Меркель правильно выступала за санкции к России, но теперь её министр иностранных дел Штайнмайер требует проводить выборы в Донбассе. Это что, Моторола будет народным депутатом Украины?! – возмущался боевик.

В руках он держал картонку с рисунком мужчины и женщины. Женщина была нарисована рослой и красивой, мужчина – мелким и неприятным.

– Это русский боевик, сепаратист по кличке Моторола со своей женой. Мы его ненавидим. Мы не позволим всяким ничтожествам стать народными депутатами Украины!

Говорить с этим гражданином было не о чем, но я всё-таки по инерции спросил, что он думает об альтернативе Минским соглашениям и вообще об урегулировании гражданского конфликта между украинскими националистами и русскими сепаратистами. Соседи, фоторепортёры и операторы, услышав мой вопрос, отпрыгнули от меня, как от чумного.

– Как сказал Уинстон Черчилль, если страна, выбирая между войной и позором, выбирает позор, она получает и войну, и позор. Тот, кто выбирает позор и мир, получает позор и войну. Мы находимся в аналогичной ситуации. С агрессором переговоры вести, конечно, иногда нужно, но сдавать территории нельзя. Потому что, если вспомнить историю, именно так устанавливалась власть красных комиссаров на левобережной Украине. На всех этих мирных переговорах в парижах, в минсках и так далее, решают за нас. Украинцы сами решат, что им делать. Никаких переговоров с агрессором! – поведал унылый активист мне свою программу.

Я отошёл в сторонку, сняв ещё пару планов, когда увидел направлявшихся ко мне жандармов национальной гвардии. Бойцов ко мне вёл один из операторов «Пятого канала», рослый румяный парнишка лет двадцати пяти.

– Вот этот занимался тут сепарской пропагандой, спрашивал про Минские соглашения и другую херню, – ткнул он в меня пальцем и тут же стыдливо отошёл в сторону, освобождая жандармам дорогу ко мне.

Жандармы не стали слушать мои оправдания, а молча взяли под руки и повели к микроавтобусу с надписью по борту: «Охрана дипломатических представительств».

В салоне автобуса в нос ударил запах немытых ног и несвежей еды. Я сел в кресло, чтобы не стоять на полусогнутых. Судя по диспозиции, пытать меня прямо здесь жандармы не собирались.

– Будьте так ласковы, предъявите свои документы, гражданин, – обратился ко мне молоденький лейтенант, усевшись в кресло рядом.

Я снял через голову шнурок вместе с бейджем болгарского радио и вручил его офицеру. Тот с интересом изучил все надписи, а потом принялся переписывать содержимое в карманный блокнотик. Переписав всё с одной стороны, он перевернул бейдж, нашёл там отсылки к законам Болгарии, предписывающие помогать журналистам и не препятствовать в их деятельности, изучил и их тоже, после чего так же тщательно переписал в блокнот.

Я молча ждал окончания процедуры и дождался. Лейтенант вернул мне бейдж, улыбнулся краешком губ и негромко сказал:

– Большое спасибо за сотрудничество, всего вам хорошего.

Я оторопел, но бейдж послушно забрал.

– Всё в порядке, я могу идти?

– Конечно. Извините за этот инцидент. Не все украинцы идиоты и националисты. Всего вам хорошего, – повторил он и распахнул дверь салона.

Я вышел наружу. Акция уже закончилась, на улице не осталось ни активистов, ни журналистов.

Я обернулся на микроавтобус и увидел, как лейтенант показывает мне жест из двух растопыренных пальцев: «Свобода». Я ответил ему тем же и быстро пошёл по улице наугад, куда-то в центр.

Глава 14

Ночью меня разбудил звонок директора.

– Ты где? – спросил он меня без всяких предисловий.

– В кровати, – честно ответил я спросонок.

– Через двадцать минут ты должен быть на Воздухофлотском проспекте, 27. Нацики громят российское посольство, жгут машины, охрана открыла стрельбу. Нам нужна картинка. Немедленно!

– Лечу, – собравшись за минуту, я выскочил на улицу. Сейчас тот факт, что улица была тупиковой, играл против меня – за такси пришлось бежать на Бессарабскую площадь.

Таксист оказался информированным – он дважды уточнил адрес, после чего хмуро сказал:

– Садитесь, но учтите – к самому посольству я подъезжать не буду, они там машины жгут, мне это не надо.

По пустым ночным улицам мы приехали быстро, но всё равно опоздали – возле посольства бродили в темноте лишь съёмочные группы местных телеканалов, да несколько растерянных полицейских.

В спешке я забыл взять накамерный свет, пришлось ходить хвостиком за первым попавшимся оператором с хорошим светом, пока он не гаркнул на меня:

– Ты чего тут за мной ходишь как привязанный?!

– Свет забыл, понимаешь.

– А я тебе что, Прометей? Отойди, не доводи до греха, – сказал он слишком взвинченно, чтобы можно было игнорировать его просьбу. Мне не раз и не два доводилось драться с другими операторами – как правило, за удачную точку съёмки, хотя бывали и другие причины.

Сейчас драться было бы совсем неразумно. Я пошёл в обход здания в расчёте на то, что увижу ещё где-нибудь свет. На заднем дворе посольства его оказалось более чем достаточно – там горели, озаряя окрестности ярким оранжевым пламенем, сразу две машины российских дипломатов.

Пожарных машин или хотя бы полиции видно не было. Я подошёл поближе и начал снимать.

– Ты кто такой? – на меня из темноты вышли несколько фигур в камуфляже.

– Журналист, – отозвался я спокойно, продолжая снимать.

– Мы тебе тут снимать не разрешали, «журналист». Ты москаль, что ли? Говоришь странно.

Первая фигура,