Малюта Скуратов - Дмитрий Володихин

Характер действий опричного воинства в Новгороде, Твери, Пскове, Торжке, да и в других местах, нимало не напоминает следствие и наказание выявленных предателей. Ничего подобного! Это серия масштабных погромов, сопровождавшихся ограблением монастырей, городов и деревень, уничтожением имущества, убийствами виноватых и случайных людей без разбора, в том числе представителей духовенства. Опричники сказочно обогатились. На финальной стадии похода они перестали поддерживать хотя бы видимость организованной службы: многие разбрелись по богатым усадьбам земцев в поисках наживы и не явились на смотр, назначенный Иваном IV.

Допустим, даже такой вот сумасшедший способ наказывать всех за грехи некоторых еще можно было бы понять — не оправдать, нет, но хотя бы понять. Но… каким образом могли изменить царю и сдать Новгород военнопленные? А их истребили несколько сотен человек. В том числе татар, которые, видимо, пытались сдать Новгород полякам… сидя в Твери!

Ну а новгородский посад, что, имел какие-то возможности договориться с правительством Речи Посполитой о сдаче города? И откуда у посадских людей — ремесленников и торговцев — возьмется власть для подобного действия? Предположим, богатые купцы новгородские могли замыслить недоброе, а наказание досталось не только им, но и всем торговым людям города. Уже очень большая натяжка, но она еще как-то объяснима.

Но тогда придется еще объяснить, какую роль в «изменном деле» по связям с польской короной и князем Владимиром Андреевичем Старицким сыграло крестьянство отдаленных сельских областей. Громили-то не только центры обширных земель, но и окраины. Деревни, села. Тот же Р. Г. Скрынников приводит факты: «Следы “набега” опричников можно обнаружить даже в самых отдаленных уголках Новгородской земли. Согласно ревизии, проведенной через год после разгрома в “черных” волостях Кирьяжского погоста под Корелой, немало крестьянских дворов погоста запустели после опричного погрома. Крестьян “опричники замучили, живот (имущество. —Д.В.) пограбили, двор сожгли”, “опричные замучили Ивашка, а скотину его присекли, а живот пограбили, а дети збежали от царева тягла”… “опричные кони и коровы… пограбили, и он осиротел и безвестно збежал”»^[129], — и тому подобное. О, конечно же крестьяне, жившие под Корелой, между Ладожским озером и озером Вуокса, только и думали, как бы отдать свою землю… полякам. Желающие могут отыскать на карте Карельского перешейка бывшую Корелу, а ныне город Приозерск Ленинградской области. С картой будет понятнее, какая там могла завестись «измена» в пользу литовцев и поляков, находившихся за пол-Руси от глухих деревень под Корелой…

Весьма удачно высказался на этот счет историк Б. Н. Флоря. По его мнению, столь масштабный заговор, в который — судя по тому, что сказано в следственном деле, — оказались вовлечены социальные верхи Новгородской области и правительство Речи Посполитой, должен был отразиться в источниках. Прежде всего — в переписке короля Сигизмунда с ведущими литовскими политиками. «Подобных документов, — пишет Б. Н. Флоря, — сохранилось немало, среди них большое собрание писем короля Миколаю Радзивиллу Рыжему, виленскому воеводе и одному из первых лиц в Великом княжестве Литовском. Однако сведений о каких-либо контактах с Новгородом в этих источниках нет». Наблюдение исключительно важное! Ученый также отмечает, что Новгородчина не знала древнего родового землевладения княжеской знати. Тут жили в основном небогатые помещики, получавшие выгоду от Ливонской войны, — им давали новые земли в завоеванных областях. Иначе говоря, внешняя политика царя Ивана Васильевича их устраивала. Новгородские купцы также получили от государя большой подарок — возможность участвовать в прибыльной торговле через Нарву, завоеванную в 1558 году. «Все это дает достаточные основания для того, чтобы считать новгородский заговор вымыслом — резюмирует Б. Н. Флоря. — Исследователи… затратили много сил и изобретательности, чтобы выяснить, как и при каких обстоятельствах появился этот вымысел и кто был заинтересован в его распространении, однако до сих пор никакого определенного ответа на эти вопросы мы не имеем»^[130].

Царь Иван IV — опытный политик. Он многое повидал на этом свете. Монарх, занимающий трон вот уже несколько десятилетий и вдруг попавшийся на удочку какого-то «вымысла», — явление редкое, странное. Можно сказать, неправдоподобное.

А вот создать подобный вымысел он имел все возможности…

Причина опричного нашествия на Северную Русь — совершенно другая. Нет оснований видеть в насельниках громадной области общее стремление отложиться в пользу инославного монарха. И не более того оснований полагать, что Иван IV искренне заблуждался, был обманут и т. п. Если произошла ошибка, то при чем тут военнопленные? При чем тут вообще Тверь и Торжок? Население Корельского уезда? Массовые надругательства в отношении духовенства? Грабежи? Определенно, причины карательного похода совсем иные. Ничего романтического, одна «проза жизни».

Вероятнее всего, карательная экспедиция на Северную Русь отличалась продуманностью и была совершена с двумя целями. Первой из них было пополнение казны. Второй — устрашение земщины. Может быть, устрашение стояло на первом месте.

Русский народ того времени, молодой, агрессивный, полный энергии, отличался от будущих поколений, живших в XIX и XX веках. Он был прежде всего намного «моложе» в цивилизационном отношении. И, следовательно, для русских того времени было естественным сопротивляться притеснению; в первую очередь это относилось к любому нарушению церковных устоев и любой репрессии против добродетельного архиерея. Печальная судьба митрополита Филиппа уже являлась достаточным основанием для бунташных настроений. Омерзительное отношение опричников к храмам и их безнравственное поведение могли сыграть роль мощных дестабилизирующих факторов. Некоторые свидетельства источников позволяют предположить, что активное вооруженное сопротивление опричникам оказывалось. В частности, Генрих Штаден, повествуя об убийстве И. П. Челяднина-Федорова и о разграблении всех принадлежавших ему вотчин, пишет: «Села вместе с церквами и всем, что в них было, с иконами и церковными украшениями — были спалены… Великое горе сотворили они по всей земле! И многие из них были тайно убиты»^[131]. Более того, по его словам, переезд государя в Александровскую слободу произошел под влиянием «мятежа». Позднее, во время царского похода в северные земли, в частности против Новгорода и Пскова, бои с опричными отрядами, по свидетельству того же Штадена, явно имели место. В. И. Корецкий полагал, что летом 1568 года произошло выступление московского посада, напугавшее Ивана Васильевича^[132]. Автор «Пискаревского летописца» сообщает: «И бысть ненависть на царя от всех людей^[133].