Смутное время. Марина Мнишек - Нина Молева

— Мой принц, все уверяют, что царевна Ксения удивительно хороша собой, как, впрочем, и ее отец. Она начитана. Играет на арфе. И умеет поддерживать беседу в любом обществе. Царь Борис, еще будучи придворным, очень много стараний и средств положил на ее воспитание.

— А сам, как мне сказали, не научился ни читать, ни писать!

— Одно другому не мешает. И главное, царевна Ксения хочет вырваться из отцовского дворца. Она мечтает о замужестве с каким-либо западным претендентом.

— Понимаю, одни добродетели. И именно поэтому мы остановимся на ночлег в ближайшей корчме. По-моему, она маячит перед нами. Мы закажем за счет царя Бориса роскошный, по местным представлениям, ужин и пригласим местных одалисок.

— Ваше величество, это может дойти до царя Бориса.

— И что из того? Ему нужны мои супружеские добродетели или права на шведскую корону?

— Но он любящий отец и Может…

— Что может? Отказаться от меня? А ты не думаешь, что такой оборот дела станет моим чистым выигрышем? Может быть, судьба таким образом убережет меня от глупого решения.

— Ваше высочество, мы уже говорили с вами на эту тему, и не раз. Никогда не поверю, что вам трудно соблюсти всего лишь внешнюю благопристойность до момента венчания, а там вы станете хозяином всех своих поступков. Если только не влюбитесь в свою молодую супругу и не предпочтете былому образу жизни семейные добродетели.

— Ты знаешь, как я дорожу своей свободой.

— И нищенским существованием, недостойным вашего рождения и тем более образа мыслей.

— И главное — я смогу довести до исступления моего драгоценнейшего кузена Зигмунта, который пытается своим тощим задом занять все возможные и невозможные престолы. Кажется, он не замахивался только на московский.

— Замахивался или нет, но у него ничего не вышло.

— Пан Гжегож! Я узнала, что через полчаса дядя дает тебе прощальную аудиенцию здесь, в библиотеке. Ты едешь в Москву — это правда? Так далеко, в такой неспокойный край!

— Ясновельможная паненка, второй раз Господь посылает мне тебя как светлого ангела, провозвестника добрых надежд. Я не надеялся увидеть тебя. Мне некому было заикнуться о таком. А в Церкви ты не была уже две недели. Как я помню каждый день без тебя! Неужели ты болела? Но об этом во дворце не было разговоров!

— Нет, я не болела. Княгиня-тетушка, пока князя не было в Остроге, велела мне сидеть в моей комнате и чуть не каждый день выслушивать проповеди ее исповедника. Она не теряет надежды обратить меня в свою веру.

— С помощью этого униатского попа?

— Да, отца Теофила.

— И чего он добивался от тебя?

— Признания правоты его догматов.

— И это была цена твоего освобождения? Только и всего?

— Но я никогда не соглашусь нарушить верность нашей церкви. Ведь ты же исповедуешь православие, пан Гжегож, не правда ли?

— Да, конечно. Но главное для человека — свобода.

— Даже ценой измены вере? Ты не можешь так думать!

— Ты не поняла меня, ясновельможная паненка. В душе человек должен сохранять верность своей церкви, а на словах… Ведь что такое слова? Они как шелест сухих листьев, которые уносит ветер. Минута, другая, и от них не остается и следа.

— Но разве человек не остается один на один со своей совестью? Разве совесть не мучает его? Не лишает сна и покоя?

— Все зависит, княжна, от цели.

— Я знаю, — иезуиты утверждают, что цель оправдывает средства.

— И они правы. К тому же иезуиты об этом сказали вслух, а на деле так поступали и будут поступать все люди. Такова их натура.

— Ты знаком с иезуитами, пан Гжегож? Учился у них?

— Да, знаком и многим обязан им в своем образовании.

— Но о чем это я! Время летит, а ты уезжаешь. Я слышала, ты знаешь русский язык, читаешь и даже пишешь на нем.

— Что ж в этом удивительного — человек способен знать много языков.

— Но русский ты узнал не от иезуитов.

— Ты права, ясновельможная паненка. Я знал его с самого раннего детства. Люблю им пользоваться и сейчас.

— Ты родом из тех мест? Я права?

— Есть вопросы, на которые пока я не могу дать тебе ответа, а лгать тебе, княжна, не стану никогда. Это стало бы для меня слишком плохим предзнаменованием. Но, кажется, сюда идут. Шаги… Прости, княжна, тебе лучше уйти. Господь с тобой, Беата.

Дверь на лестницу не скрипнула — чуть-чуть холодком пахнула. Петли в Острожском замке маслом всегда смазаны, вроде и нет их вовсе. Люди в мягкой обуви как тени скользят. Беречься надо, ох как беречься. Слава тебе, Боже, не князь Константы — отец Пимен. Остановился на пороге. Взглядом словно всю библиотеку прошил, все уголки приметил, на закрывшейся двери задержался.

— Никак племянница князева здесь была?

— Была. Только не договаривался я с ней, отче. Допреж меня сюда пришла.

— А ты прежде меня, сын мой. Смотри, Григорий, о твоих же интересах пекусь: не играй с огнем, ни Боже мой, не играй. Отступится от тебя князь Острожский и что тогда? Больше родных сыновей племянненку любит, а ты…

— Что я? Чем же это я честь ясновельможной паненки унизить могу? Это я-то!

— А чем возвысить можешь? Не время еще, Григорий, не время! О чести заговорил, так ведь коли своего достигнешь, нешто пара такая паненка тебе? Тогда уж о крови знатной толковать будешь, выбирать, что державе твоей на пользу, а не сердцу. Сердце венценосцу ни к чему — груз один ненужный. Ни тебе жить с ним, ни рассчитать толком дел своих. Да и чем тебе Беата по сердцу пришлась? Что тебя среди других отличила? Что сирота к сироте льнет? Ничего, Григорий за душой у нее нет. Разве что дядя захочет судьбы высокой. Так тут на пути ему супруга встанет — с ней не больно поспоришь. Лишним умом Господь Бог здешнюю княгиню не обарчил — не утрудил. Шум один пойдет. Да и князь Константы пока мыслей никаких на будущее не высказывал. Осторожничает. И то сказать, минуту подходящую надо обождать. Помнишь, рассказывал тебе, как на поле Куликовом Боброк Волынский с засадным полком до конца крылся, в битву не вступал. Уж, кажется, всех татары окаянные посекли, всех в ряд на сырой земле уложили, а он все терпел, еле-еле воинов своих удерживал. Зато как потом ударил, разметал нечестивцев — следа от них не оставил. Вот и суди задним числом, кто истинной победе виновник — те ли, кто до последнего бились, те ли, что переждали и вовремя вступились. Князь Константы из таких.

— Без тебя, отец, соображу.

— А ты не гневайся. Ум хорошо, два лучше. Чай, во зло тебе ничего не посоветую.

— Час наступит, может, и посоветуешь.

— Вон ты как! Ладно, Григорий. Только покуда такого часа не увидишь, послушайся добрых советов.