Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 2 - Жорж Тушар-Лафосс

Не надобно шутить с людьми, у которых в руках оружие смешного: Мольер занимал квартиру в доме одного медика, которому вдруг вздумалось увеличить наемную плату. Нашему комическому поэту это не понравилось, и он переехал от доктора. С этих пор Мольер возненавидел потомков Эскулапа и выражается о них таким образом: «Эти люди получают плату за то, чтобы болтать чепуху в комнате больного до тех пор, пока не вылечит его природа, или пока не убьют его лекарства».

В порыве этой мстительности директор палэрояльских актеров почерпнул сюжет своей пьесы «Любовь доктора», комедии в трех действиях в прозе, которую он поставил при дворе, а потом на своем театре. Веселая остроумная интрига, много острот, одна едче другой – вот эта пьеса. Она не умрет.

Я хочу рекомендовать Мольеру, с которым часто вижусь у Нинон, господина Плавичино, дворянина, живущего в Брюсселе. Расин рассказывал мне, что друг его комик трудится над «Скупым»; он воспользуется манией этого оригинала, о которой передавал мне Курвилль.

– У меня, говорил однажды Палавичино французскому финансисту: – в этом кабинете имеется на пятьсот тысяч ливров серебряных слитков, не приносящих мне ни одного су; есть у меня в венецианском банке сто тысяч экю, дающих не более трех процентов, имею я четыреста тысяч ливров в женевском банке, приносящих не больше; в Англии я поместил шестьсот тысяч ливров, доход с которых простирается от двух с половиной до трех процентов; наконец три моих корабля не могут сделать больше как один рейс в два года.

И обладатель всего этого жалуется на несчастные времена… Бедный человек!

Глава XII. 1666

Людовик XIV платит герцогине Колонн для того, чтобы она находилась вдали от него. – Ходатайство у парламента об указе, чтобы госпожа Мазарини была верна своему мужу. – Смерть Анны Австрийской. – Унижения, испытанные нею в последние минуты. – Бал и агония. – Брачный венец и саван. – Последнее слово о королеве-матери. – Сибаритские привычки Анны Австрийской. – Неверность любовницы Бюсси. – Которой? – Письмо маркизы. – Монахиня и пленник. – Письмо недостаточно, когда любят друг друга. – Иезуиты, пригодные на все. – «Александр» Расина. – Мария Терезия прежде всего испанка. – Учреждение академии наук. – «Мизантроп» Мольера. – «Доктор поневоле» его же! – Альцест Монтозье. – Пожар в Лондоне; слово по этому случаю – Появление «первых семи сатир» Боало. – Портрет этого сатирика.

После зрелого размышления, Людовик XIV рассудил, что он должен сделать что-нибудь на память для Марии Манчини, своей прежней любовницы, и предпочел деньги. Маркизу Креки поручено было доставить госпоже Колонн три тысячи пистолей и наговорить кучу любезностей от имени его величества, обещая пансион в двадцать тысяч ливров. Но король в то же время поручил передать ей, что он не мог ее видеть, и просил даже избрать убежище более отдаленное от Сен-Жермена нежели аббатство Ли, в котором она находится.

– Право, маркиз, отвечала она: – я много слышала, что женщинам дают деньги, чтобы их видеть, но я не знала, что им платят за то, чтобы не видеться с ними.

Между тем уверяют, что господин Колонн выехал требовать свою жену, которая не более влюблена в своего мужа, как и сестра ее Гортензия в своего. Кстати о последнем. Шибко поговаривают, что он собирается требовать по суду своих супружеских прав. Хотела бы я видеть какую мину сделает хорошенькая герцогиня, когда ее принудят быть верной Мазарину и парламентским указом заставят разделять ложе супруга?

Анна Австрийская вчера скончалась на шестьдесят пятом году жизни. Она умерла от рака в груди, которым страдала два года, не признаваясь. Наконец государыня эта отдалась в руки Жандрона; шарлатаны эти пользуются большим кредитом, ибо остаток суеверия заставляет предполагать, что они обладают чудесными тайнами. Поручая себя Жандрону, королева-мать заперла свои двери честным медикам, которые, по крайней мере, могли бы облегчить ее страдания, так как это все, что природа позволяла их искусству.

В последние минуты сердце Анны Австрийской должно было подвергнуться самому жестокому испытанию: холодности служащих, которых она осыпала благодеяниями, и равнодушию собственных детей. За два дня до ее кончины, Беренгейн, ее первый камергер который вполне был ей обязан, вошел к ней в комнату.

– Надобно нам расстаться, любезнейший Беренгейн, сказала она ему.

– Вы можете судить, ваше величество, отвечал тот холодно: – как прискорбно вашим слугам слышать это; но нас утешает мысль, что вы избавляетесь от страшных страданий, и еще более от ужасного неудобства, вы, которая так любили хороший запах. Ведь болезнь, какой вы страдаете, распространяет зловоние.

Королева побледнела и замолчала.

Невозможно было не предвидеть близкой кончины этой несчастной государыни; а, однако двор не думал о прекращении удовольствий: театры, балы, веселые вечера, маленькие ужины продолжались, как ни в чем не бывало. За неделю до смерти матери, король праздновал с необыкновенной пышностью свадьбу девицы Артиньи, наперсницы девицы Ла-Валльер и о которой я когда-то упоминала. Празднество это совершалось в Лувре, когда мать Людовика XIV боролась с кончиной в Палэ-Ройяле; руки этого государя надевали на голову молодой невесте брачный венец когда тело вдовы Людовика ХIV закутывали в саван. Но каковы должны быть мучения умиравшей королевы, когда узнали, что в ее покоях, в нескольких шагах от смертного одра, – обладание ее жемчугами было предметом спора между королем и Монсье.

Анну Австрийскую жалеют многие несчастные, которым она помогала неутомимо; но вообще память ее мало уважается. Государыню эту, старшую дочь Филиппа II, упрекают в том, что она всегда казалась более привязанной к испанскому государству, нежели к вашему, но было бы несправедливо обвинять ее в измене интересам Франции с целью благоприятствовать пользам Испании. Главная ее ошибка, что она поддерживала Мазарини с упрямством, которое привело государство на край пропасти, откуда министр никогда не мог спасти его: из любви ли, по слабости ли характера, она приносила в жертву своему фавориту и дворян, которые служили ей, и народ, которому она должна была покровительствовать. Впрочем, Анна Австрийская полагала, что тирания самое лучшее средство управлять. «Необходимо, говорила она часто Людовику XIV: – заковывать в цепи народ, пока он спит, чтобы он проснулся покорным». Но более снисходительная и мягкая в своих действиях нежели в понятиях, вдова Людовика XIII много способствовала своей утонченностью к заложению фундамента той изящной любезности, которая, подобно блестящему лаку, украшает внешность наших нравов и пленяет иностранцев, если они останавливаются на этой блестящей поверхности.

Дочь Филиппа II, как настоящая сибаритка, не могла терпеть прикосновения грубой материи: самый тончайший батист, какого только можно было достать, казался ей слишком грубым для округлостей ее нежных членов. Кардинал