История Галльской войны - Гай Юлий Цезарь

34. Неприятель, как мы выше сказали, не имел ни войска, ни укрепленных мест и вообще никаких средств к открытой обороне; это была толпа, рассеянная в беспорядке. Глубокие долины, леса, непроходимые болота служили для них убежищем и ручательством спасения. Все эти места были им как коренным жителям хорошо известны. Главному нашему войску не угрожала никакая опасность (да и какая могла быть со стороны устрашенных и рассеянных неприятелей?), но требовалась величайшая осторожность для сбережения отдельных воинов при таких обстоятельствах; она-то и спасла, можно сказать, все наше войско. Алчность добычи увлекала в разные стороны многих наших воинов, а теснота и неизвестность лесных тропинок препятствовали проникать им туда целыми отрядами. Для достижения цели похода и истребления неприятельских шаек надлежало по многим местам рассылать отряды и заставлять воинов действовать врассыпную. Если же он хотел бы остаться верным коренному обычаю и порядку, заведенному в Римском войске, и не позволять воинам отходить от своих значков, то наш враг находил для себя безопасность в условиях самой местности и не терял смелости, дождавшись благоприятного случая, нападать из засады на наших воинов порознь. В таких затруднительных обстоятельствах Цезарь употреблял всю осторожность и предусмотрительность, сколько возможно, и старался скорее виновных оставить без наказания, хотя воины наши пылали мщением, чем их самих подвергать гибели. Цезарь по соседним народам разослал гонцов с известием, что он отдает на разграбление землю Эбуронов; он хотел, чтобы лучше Галлы подверглись опасностям войне такого рода, а не его легионы; а с другой стороны, он имел в виду, умножив количество врагов для Эбуронов, искоренить самую память этого племени за совершенное им злодейство. В короткое время для этой цели собралось множество Галлов.

35. Вот что происходило во всех частях земли Эбуронов, и приближался уже седьмой день, на который Цезарь предполагал возвратиться к оставленным им обозу и легиону. Тут случилось происшествие, которое показывает, как много счастье значит на войне и какие странные случаи иногда от него происходят. Неприятель наш был рассеян и в ужасе, как мы уже сказали, и не было, казалось, ни с какой стороны ни малейшей опасности. На ту сторону Рейна к Германцам пришел слух, что земля Эбуронов отдана на разграбление и что всех к тому приглашают. Сигамбры, живущие на берегу Рейна, которые, как мы говорили выше, дали убежище Узипетам и Тенхтерам, собрались в количестве 2000 всадников и переправились через Рейн на лодках и паромах в 30 милях ниже того места, где Цезарем был устроен мост и оставлен гарнизон. Сначала они ударили на землю Эбуронов, захватили в плен многих бегущих и загнали большое количество скота, добычи самой привлекательной для этих диких народов. Жажда добычи завлекла их далеко; ни болота, ни леса не могли остановить их, с детства приученных к набегам и грабежам. Пленных они расспрашивали, где находится Цезарь, и узнали, что он далеко отошел и что с ним удалилось почти все войско. Один из пленных сказал им: «И охота вам гоняться за этой ничтожной и скудной добычей, когда сама судьба отдает вам в руки богатейшую? Через три часа вы можете достигнуть Адуатики, куда войско Римское собрало весь свой обоз; гарнизона там так мало, что недостаточно для прикрытия окопов и даже никто не дерзает выходить за укрепления». Обнадеженные этими словами, Германцы уже полученную добычу скрыли в безопасном месте, а сами двинулись к Адуатике; дорогу им указывал тот же, кто и подал совет.

36. Цицерон сначала строго соблюдал наставление Цезаря не выпускать воинов из лагеря, так что и армейским прислужникам не дозволял выходить за укрепления. Но на седьмой день он отчаялся в том, что Цезарь сдержит данное ему слово насчет срока возвращения, тем более что Цезарь зашел дальше, чем предполагал, и не было никакой вести о его возвращении. Притом ему надоело слышать жалобы своих воинов, называвших такой образ действий осадой, так как никому нельзя было выйти из лагеря. Опасности никакой нельзя было ожидать: неприятель был рассеян и почти уничтожен, девять легионов и многочисленная конница были в поле; казалось, какая могла быть опасность на три мили от лагеря! Поэтому пять когорт он послал за хлебом на ближайшие нивы, отделявшиеся от лагеря только одним холмом. В лагере оставалось много больных изо всех легионов; 400 человек с того времени выздоровели и были отправлены туда же вместе под одним значком. Притом с дозволения легата отправились во множестве армейские прислужники, взяв оставленных в лагере лошадей.

37. Надобно было случиться, что в это самое время пришла Германская конница; тотчас, не останавливаясь, она устремилась к задним воротам лагеря, пытаясь ворваться в него. Лесистая местность позволила заметить неприятеля не прежде, как когда уже он был возле; поспешность его прихода была такова, что купцы, стоявшие в палатках под самыми лагерными окопами, не успели удалиться в лагерь. Наши смешались от неожиданности нападения, и когорта, бывшая у ворот, с трудом сдержала первый натиск неприятеля. Он рассыпался вокруг лагеря, отыскивая, где бы удобнее в него проникнуть; с трудом наши отстаивали ворота; в прочих местах только укрепления служили нам защитой. Ужасное смятение господствовало в нашем лагере; один спрашивал у другого, откуда неожиданная опасность; никто не отдавал распоряжений, куда вести значки и в каком месте собираться с оружием. Один утверждает, что лагерь уже во власти неприятеля; другой – что Германцы пришли сюда победителями, уничтожив Цезаря и его войско. У многих появились тотчас и суеверные мысли: несчастье Котты и Титурия, погибших в этом же самом лагере, у всех было на уме. Видя наших в ужасе, Германцы убедились, что показания пленного справедливы и что лагерь наш беззащитен. Они стараются ворваться в него и ободряют друг друга – не упустить столь счастливого случая к победе.

38. В укреплении нашем оставался больной П. Секстий Бакул (мы о нем не раз упоминали по поводу прежних сражений), командовавший у Цезаря передовой сотней. Он уже пятый день не принимал пищи. Отчаявшись в спасении себя и всех, находившихся в лагере, он без оружия вышел из палатки. Видя, что неприятель теснит сильно и что опасность угрожает крайняя, он взял оружие у ближайшего воина и стал в лагерных воротах; его примеру последовали сотники когорты, оберегавшей ворота; общими силами они несколько сдержали нападение. Секстий, получив тяжкие раны, вскоре лишился чувств; с трудом спасли его, передавая из рук в руки. Впрочем, этого было достаточно, чтобы ободрить наших; собравшись с духом, они помышляют об обороне, решаются занять вал и представляют вид правильной защиты.

39. Между тем воины наши, собрав хлеб, слышат крики. Конница полетела вперед и видит, в каком опасном положении дело. Для наших устрашенных воинов не было никакого укрепления, куда бы можно удалиться; недавно набранные, неопытные в военном деле, они смотрели на военных трибунов и сотников и ждали, что они прикажут. Кажется, и самый храбрый растерялся при виде такой опасности. Германцы, увидев издали наши значки, сначала было остановили осаду, полагая, что это возвратились наши легионы, о которых пленные им сказали, что те далеко ушли; потом, видя с презрением малочисленность наших, они снова со всех сторон произвели нападение.

Римские солдаты