Взлеты и падения великих держав - Пол Кеннеди

Изменение векторов как в дипломатии, так и в войне, естественное для этой волатильной многополярной системы, осложнялось и привычным для любой эпохи взлетом одних государств и закатом других. В течение рассматриваемых в данной главе полутора столетий мирового соперничества, начиная с обретения единоличной власти во Франции Людовиком XIV в 1660–1661 годах и заканчивая сдачей Наполеона Бонапарта англичанам после поражения под Ватерлоо в 1815 году, отдельные, прежде могущественные государства (такие, как Османская империя, Испания, Нидерланды, Швеция) отступили на второй план, а Польша вообще исчезла с политической арены. Австрийским Габсбургам, благодаря разного рода территориальным и структурным перестройкам на наследуемых землях, удалось остаться в высшей лиге, а на севере Германии из разряда неперспективных новичков достигло этого высокого статуса княжество Бранденбург-Пруссия. На Западе же Франция после 1660 года быстро нарастила свою военную мощь и стала обладателем самой сильной армии в Европе, такой же сокрушительной, по мнению наблюдателей, какой были войска Габсбургов полвека назад. Реализации возможности доминирования в западной и центральной части Европы Франции мешал альянс, состоящий из континентальных и морских соседей, с которыми ей приходилось постоянно воевать (1689–1697, 1702–1714, 1739–1748, 1756–1763), но в эпоху Наполеона эта идея приобрела новое звучание, и Францию ждала длинная череда военных побед, которую смогло прервать лишь объединение против нее четырех других великих держав. Но даже после своего поражения в 1815 году она оставалась одним из ведущих государств мира. Таким образом, на протяжении XVIII века между Францией на западе, двумя германскими государствами Пруссии и Габсбургской империей на востоке медленно формировался шаткий трехсторонний центр равновесия в Европе.

Но по-настоящему значительные перемены в системе великих держав в течение рассматриваемого века произошли на окраинах Европы и даже несколько дальше. Ряд западноевропейских государств упорно продолжал заниматься превращением своих небольших анклавов в тропиках с сомнительными перспективами в обширные владения (особенно в Индии, но также и в Ост-Индии, в южной части Африки и в Австралии). Самой успешной среди колониальных стран стала Великобритания, которая обрела внутреннее равновесие после свержения Якова II и восхождения на престол Вильгельма III и Марии II в 1688 году, продолживших курс Елизаветы I на создание крупнейшей европейской морской империи.

Даже потеря в 1770-х годах процветающих североамериканских колоний, на основе которых образовались независимые Соединенные Штаты (сильное как в военном, так и в экономическом отношении государство), лишь на время ослабила темпы роста мирового влияния Великобритании. Не менее внушительными были и достижения Российского государства, расширившего в XVII веке свои владения на востоке и на юге за счет азиатских степей. Кроме того, несмотря на то что одно государство располагалось на западных границах Европы, а другое — на восточных, и Великобританию и Россию активно интересовала судьба центра этой части света. Англичане, после того как в 1714 году их королем стал Георг I, представитель династии Ганноверов, оказались вовлечены в обстановку на германских землях. Россия же играла первую скрипку в судьбе соседней Польши. Таким образом, официальный Лондон и Санкт-Петербург стремились сохранить баланс сил в Европе и время от времени вмешивались в дела других государств, отстаивая собственные интересы. Другими словами, система европейских государств состояла из пяти великих держав (Франция, Габсбургская империя, Пруссия, Великобритания и Россия), а также более мелких стран типа Савойи и таких переживавших упадок государств, как Испания^{125}.

Почему именно эти пять держав, на первый взгляд даже не равных по силе, смогли остаться (илй вдруг оказаться) в «высшей лиге»? Это нельзя объяснить чисто военно-техническим превосходством. Трудно поверить, что взлет и падение той или иной великой державы в этот период зависели главным образом, к примеру, от изменения технологий, применяемых в военном и морском деле, которые могли бы в большей степени усилить одну страну на фоне других^[14]. Разумеется, происходили многочисленные усовершенствования вооружения: стрелок с кремневым ружьем (с «кольцевым» штыком) заменил на поле боя пикинера, артиллерия стала более мобильной, особенно с появлением новых типов пушек, разработанных Грибовалем во Франции в 1760-х годах, а короткие морские пушки с небольшой дальностью, известные также как карронады (в конце 1770-х годов их начали производить в Шотландии на заводе «Каррон»), повысили разрушительную мощь военных кораблей. Претерпела изменения и военная тактическая мысль. К концу XVIII века рост численности населения и увеличение выпуска сельхозпродукции позволяли формировать более крупные военные подразделения (дивизии, корпуса) и облегчали организацию их довольствия. Тем не менее справедливости ради стоит отметить, что армия Веллингтона в 1815 году не многим отличалась от войск герцога Мальборо в 1710 году, а флот адмирала Нельсона не столь уж сильно технически превосходил военную флотилию Людовика XIV.^{126}

Самые серьезные изменения в военно-технической сфере и на флоте в XVIII веке, возможно, носили в основном организационный характер, и в первую очередь это было связано с повышенной активностью государств. Образчиком подобных перемен, безусловно, является Франция времен Людовика XIV (1661–1715), где Кольбер, Ле Телье и другие министры были полны решимости расширить полномочия короля и его влияние за рубежом. Создание во Франции военного министерства с чиновниками, контролировавшими все, что связано с финансированием, обеспечением и формированием армии, в то время как Жан Мартине на посту генерального инспектора внедрял новые стандарты подготовки солдат и требования к дисциплине; возведение казарм, госпиталей, плацов и всевозможных наземных складов для поддержки огромной армии «короля-солнце», формирование гигантского морского флота с централизованным управлением — все это мотивировало другие державы следовать французскому примеру, если они не желали безнадежно отстать. Монополизация прав и бюрократизация военной системы государством, безусловно, занимает одно из главных мест в истории формирования национальных государств. Процесс этот был двусторонним, так как усиление власти и расширение ресурсной базы государства, в свою очередь, позволяло его армии обрести статус «постоянно действующей», чего практически не было во многих странах еще век назад. Мало того, что появилось такое понятие, как «профессиональная», «регулярная» армия и «королевский» флот, но также увеличилось число и улучшилось оснащение военных академий, казарм, судоремонтных верфей и прочих нововведений, которые находились под надзором военных чиновников. Силу страны теперь являла мощь государственной машины — выражалась ли она в виде просвещенного деспотизма в Восточной Европе, или жесткого парламентского контроля в Великобритании, или, позднее, демагогии революционной Франции^{127}. С другой стороны, подобные организационные улучшения могли быть скопированы другими государствами (самый грандиозный пример — реформа российской армии Петром I всего за два десятилетия с 1698 года), но сами по себе они не гарантировали стране положение великой державы.