Иван Грозный. Двойной портрет - Сергей Платонов

Водном из писем к английской королеве Сигизмунд II, считавший себя особенным мастером дипломатического дела, говорит об опасности проникновения в Москву инженеров, орудий и технических сведений: «Ясно, что мы до сих пор побеждали царя только потому, что ему было неизвестно военное искусство, дипломатические приемы и уловки».

В этих словах заключалось большое незнание Москвы и сильное преувеличение ее некультурности.

1

Европейские наблюдатели любят посмеяться над устарелыми, наивно «восточными» формами московского церемониала. Например, Герберштейн описывает встречи иностранных послов с московскими уполномоченными, в которых вся суть заключалась в том, чтобы не поклониться раньше и не умалить этим достоинства своего государя. Не надо забывать, однако, что и на Западе очень долго придавали значение подобным символическим состязаниям в области этикета. Еще в 1697 году при заключении мира между Людовиком XIV и австро-английской коалицией послы старались одновременно вскочить на мосты, ведшие с разных сторон к замку Рейсвейку, для того, чтобы малейшим опозданием не признать своего поражения и не нанести ущерба достоинству своей страны и правительства.

На первый взгляд может казаться одной из «азиатских» или «византийских» вычурностей Москвы таблица распределения держав на равные Московскому царству и ниже его стоящие. В Москве очень строго различали, кому царь может позволить считаться «братом» и кому должен в этом почете отказать. В середине XVI века «государями-братьями» считались турецкий султан, цесарь германский, король польский и крымский хан. За шведским королем Москва не признает равного с собою положения, тем более что до 1523 года, когда воцарилась династия Ваза, в Швеции, по московской терминологии, были не настоящие монархи, а «обдержатели» (то есть регенты). При появлении в кругу сношений Москвы какой-либо новой державы производилось внимательное исследование данного случая и особая оценка власти иностранного государя в меру его достоинства. Когда при Василии III пришло из Индии посольство от Бабура, в Москве не решились приветствовать султана далекой земли «братом государя», потому что неизвестно, кто он — государь или «урядник».

Мы будем, однако, неправы, если увидим во всех этих различениях пустую придирчивость московского правительства: перед нами, в сущности, то же понятие, что на конгрессах XIX века — разделение держав на первостепенные и второстепенные; Москва XVI века лишь отметила эту разницу своеобразными терминами эпохи. Московские дипломаты во всяком случае не чувствовали смущения перед европейцами, — напротив, любили брать на себя роль критиков по отношению к иностранным державам, забивать приезжавших в Москву послов текстами договоров и ссылками на исторические хроники, наконец принимать иронический тон и ловить противника на противоречиях.

В этом отношении характерны речи и выступления Висковатого, дьяка-печатника (канцлера, как его зовут иностранцы), получившего широкую популярность за границей. Руссов, составитель ливонской хроники, вообще очень враждебный русским, говорит о нем: «Иван Михайлович Висковатый — отличнейший человек, подобного которому не было в то время в Москве: его уму и искусству, как московита, ничему не учившегося, очень удивлялись иностранные послы». В 1559 году Висковатый поучает датское посольство, представившее Москве ряд предложений по делам Ливонского ордена: Дания не должна была принимать жалобы ливонцев, подданных московского государя, поскольку, обратившись к иностранным государствам, ливонцы уподобились неверным слугам, которые, укравши ночью у своего господина часть его имущества, продают ее другому. Московские государи, говорил далее дьяк, не привыкли уступать кому бы то ни было покоренные ими земли; они готовы на союз, но только не для того, чтобы жертвовать своими приобретениями.