Повседневная жизнь Тайной канцелярии - Елена Никулина

Государство не слишком щедро финансировало деятельность одного из своих важнейших учреждений. Попробуем, насколько это возможно, составить представление о бюджете Тайной канцелярии.

На какие средства жили служащие грозного ведомства? Только старшие чиновники – секретари и обер-секретари – получали более или менее приличные деньги (порядка 500–600 рублей в год, а наиболее заслуженные, как упоминавшийся Николай Хрущов, и больше), сопоставимые с окладом армейского полковника. Годовое жалованье протоколиста во второй четверти XVIII века составляло 200–300 рублей. Рядовые канцеляристы получали, в зависимости от чина и стажа, от 80 до 150 рублей; подканцеляристы – 30–80 рублей, а копиисты – еще меньше.

Штаты и оклады служащих Тайной канцелярии и ее конторы в 1753 году согласно «ведомости, коликое число в Москве в Тайной канцелярии, тако ж и в Санкт-Питербурге в Тайной конторе (в это время в связи с приездом императрицы в Москву Тайной канцелярией стало называться московское отделение, а петербургское – наоборот, Тайной конторой. – И. К., Е. Н.) канцелярских и нижних чинов служителей имеется, и почему каждый в год жалованья получает»,^[161] выглядели следующим образом:

Можно отметить, что служащим Тайной канцелярии платили несколько больше, чем их коллегам из других учреждений: там канцеляристы получали от 70 до 120 рублей в год; разброс в жалованье самой массовой категории чиновников – копиистов – был от высшего из указанных в переписи 1737 года (90 рублей) до низшего (15 рублей); последнее сопоставимо с оплатой труда мастеровых, которым по причине ее недостаточности полагался еще натуральный паек.^[162]

Но дело в том, что в других конторах и канцеляриях были широко распространены относительно безгрешные «акциденции» (выплаты и подношения чиновникам за написание прошений, оформление бумаг или ускорение их оборота без подлогов и каких-либо иных нарушений закона), не говоря уже о «наглых» хищениях и более сложных комбинациях с казенными деньгами; это являлось своеобразной компенсацией низкого социального статуса и убогого материального положения. Служащие Тайной канцелярии таких прибыльных статей не имели, а потому проигрывали в доходах собратьям-чиновникам на более «хлебных» местах.

Но и эти честные деньги надо было еще вовремя получить. Жалованье выплачивали трижды в год («по третям») – в январе, мае и сентябре; но при Петре I и в первые годы после его смерти состояние финансов было плачевным, и деньги редко платили вовремя, а то и вообще не выдавали. Исключение не делалось даже для опоры режима – гвардии и Тайной канцелярии. В сентябре 1724 года П. А. Толстой и А. И. Ушаков просили выдать их подчиненным хотя бы по 50 рублей, ибо они служат «безленостно», но впали во «всеконечную скудость» и «весьма гладом тают», поскольку не видели жалованья уже полтора года.^[163]

До нас дошли также просьбы канцеляристов в вышестоящие инстанции о выдаче им жалованья за треть или за две трети года «для их сущей бедности и пропитания». Порой перевод из Москвы в Петербург ставил чиновника в трудное финансовое положение. Подканцелярист Петр Иванов в 1751 году осмелился доложить прямо А. И. Шувалову (без уведомления своего начальства, то есть с нарушением служебного порядка), что он «пришел в несостояние своего здоровья», «за неполучением на майскую треть сего году жалования» занял 30 рублей «на пропитание» своего немалого семейства – жены и троих детей. Иванов слезно просил не переводить его из Москвы, поскольку он не сможет тогда расплатиться с долгами из годового жалованья в 40 рублей. Но начальство просьбу не уважило, и подканцелярист отправился в путь; правда, задержанное жалованье ему все-таки выдали.^[164]

Впоследствии таких долгих просрочек не было. В 1761 году деньги за «сентябрьскую треть» сотрудники Тайной канцелярии получили в декабре: С. И. Шешковскому причиталось 122 рубля 63 копейки (вообще-то ему полагалось больше, но был произведен вычет месячного жалованья за повышение в следующий чин коллежского асессора); протоколисту Матвею Зотову – 82 рубля 50 копеек; регистратору Илье Емельянову – 66 рублей; четверым подканцеляристам от 19 рублей 80 копеек до 26 рублей 40 копеек; двум копиистам по 9 рублей 90 копеек.

Самым высокооплачиваемым в этом списке оказался штаб-лекарь Христофор Геннер – он получил 132 рубля жалованья и 16 рублей 66 копеек квартирных денег. Самым низкооплачиваемым был почему-то палач Василий Могучий (все же работа физическая, тяжелая и ответственная – но, видимо, не такая уж частая) – ему выдали всего 4 рубля 95 копеек.^[165] Его предшественник Максим Окунев жаловался на свой восьмирублевый оклад, тогда как на прежней службе в Вышнем суде он якобы получал 12 рублей да еще два четверика муки и гарнец крупы в месяц и два фунта соли в год. Въедливый Ушаков проверил – и установил, что платили палачу не 12, а 10 рублей, но провиант действительно выдавали; однако в Петербурге с доставкой продовольствия дело обстояло хуже, соль для выдачи отсутствовала – вместо нее полагались несколько прибавочных к окладу копеек.^[166] Судя по документам Тайной канцелярии, с тех пор палаческое жалованье так и не было увеличено.

Кроме того, надо было обеспечивать пропитанием отправляемых с мест для следствия колодников и их конвоиров. Так, в 1732 году солдаты-семеновцы во главе с капралом Федором Дувязовым, доставлявшие восемь арестантов из Псковской провинции в Москву, получили «на корм» по алтыну в день на человека, что в сумме составляло 6 рублей 84 копейки – по тем временам немалые деньги. К ним нужно прибавить расходы на ямские подводы, исходя из существовавших прогонных расценок: от Пскова до Новгорода (по деньге за версту) – 3 рубля 34 копейки, а от Новгорода до Москвы (по алтыну за 10 верст) – 6 рублей 68 копеек; таким образом, прогоны с четырех телег (по два колодника на каждой), отмеривших 736 верст, обошлись казне в 10 рублей 2 копейки.

Согласно приведенному выше мартовскому сенатскому указу 1731 года было выделено на все канцелярские расходы 3 060 рублей в год.^[167] При Петре I учреждение действовало на самоокупаемости: все траты за 1718 год покрывались «кикинскими деньгами, которые взяты со двора подполковника Ивана Соловцова, также в Санкт-Петербурге взятые из домов блаженные памяти царевича Алексея Петровича, князь Василья Долгорукова и протчими деньгами», то есть за счет конфискованных средств обвиняемых по делу царевича. Из них выдавались прогонные деньги, покупались канцелярские принадлежности, оплачивались погребение тела царевича и панихиды по нему, а по окончании следствия по распоряжению П. А. Толстого «молодым подьячим за их труд» было выплачено по 15 рублей.