Византийская принцесса - Елена Хаецкая

Приближаясь к Константинополю, Диафеб дивился его величию и мощи, и ему казалось, что он не в город входит, а в огромную живую Библию, прямо в те страницы, где описываются стены Иерусалимские. И ему казалось, что на каждом здешнем камне почивает дыхание Господа.

«Иные крепости царапают небеса своими башнями, а то грызут их зубцами, и таковы те замки, которые стоят в Испании и Франции, — думал Диафеб. — Но эта цитадель — заодно с небом, у нее одна плоть с небесной твердью. Следует считать истинным чудом, что здесь живут самые обыкновенные люди, многие из которых и вовсе нехороши…»

Диафеб возвращался в город по повелению Тиранта, ибо севастократор хотел, чтобы о победах византийского воинства и разногласиях в лагере победителей, а также и о переговорах с турками император узнал не от врага, а от друга. При расставании с Диафебом Тирант снял латную рукавицу и затем стянул с пальца перстень. Он вручил этот перстень кузену как знак своего великого доверия.

Вместе с отрядом пеших и конных, сопровождающих пленников, Диафеб выступил в Константинополь в ночь того же дня, как завершились переговоры с Абдаллой Соломоном.

Они проделали весь обратный путь от Пелидаса к Константинополю куда быстрее, чем в первый раз, потому что с ними не было обоза и еще потому что ноги у победителей ходят куда проворней. Поэтому пехотинцы из отряда Диафеба шли ровным, спокойным шагом, а пленным туркам пришлось бежать, чтобы не отставать от них.

Когда Диафеб подходил к Константинополю, из города на подъездные дороги высыпало множество народу. Всем охота было посмотреть на пленников, которые тащились, связанные друг с другом длинной веревкой, и по распоряжению Тиранта волокли по земле захваченные у Великого Турка знамена.

Знатные дамы стояли возле окон и с брезгливым испугом рассматривали людей, которые при ином обороте событий сделались бы их господами и повелителями в постели.

— Странно становится, как поразмыслишь об этом, — сказала Кармезина своей подруге Эстефании.

— О чем? — переспросила Эстефания. Она уже знала, кто из христианских рыцарей возглавляет отряд, и с нетерпением ожидала свидания с Диафебом. По правде говоря, она больше почти ни о чем и не думала, кроме как об этом свидании.

— О том, чем угрожали нам турки — сделать всех знатных византийских женщин своими наложницами, — объяснила принцесса Кармезина.

Эстефания пожала плечами:

— Этого ведь не произошло и, даст Бог, не произойдет, когда у нас такие славные защитники!

— Вон тот, видишь? — не унималась Кармезина, показывая на какого-то пленника с длинными волосатыми руками. Он брел последним, привязанный к общей веревке за шею. — Например, его руки. Он хватал бы меня за грудь и за бедра, раздвигал бы мои колени и делал бы со мной все, что ему заблагорассудится, — да от одной только мысли об этом у меня мороз бежит по коже!

— Стоит ли об этом думать в таком случае, — рассеянно ответила Эстефания. — По крайней мере, этот человек закончит свои дни не в вашей постели, а где-нибудь на мельнице, где будет ворочать жернова, или в каменоломнях, добывая белый камень для строительства ваших дворцов.

— Все равно это ужасно, — сказала Кармезина и отошла от окна.

Пленников доставили в надежную тюрьму, а Диафеб вместе с несколькими знатными рыцарями отправился во дворец и предстал перед императором в большом зале, где имелось много чудес, например одна хрустальная собака, которая от малейшего дуновения ветерка раскрывала пасть. Император сидел на троне, но при виде Диафеба приподнялся, желая оказать ему честь.