King of Russia. Один год в российской Суперлиге - Эрик Духачек

Перед матчем я попросил Дмитрия Юшкевича выступить в качестве моего переводчика. Поэтому он был рядом со мной, когда я сказал: «Парни, я понимаю — это матч всех звезд, через три дня мы вернемся к тяжелой работе и матчам регулярного чемпионата. Но в лиге мы играем вот на таком уровне» — я поднял свою руку к подбородку — «а сейчас мы играем вот на таком» — и я опустил руку почти до пола. «Я не жду от вас игры на таком же уровне, но жду где-то на уровне посередине. Люди хотят увидеть хоккей. Поэтому я прошу вас кататься быстрее, пасовать резче, бросать шайбу, не затягивать смены. Я не прошу вас блокировать броски и никогда не попрошу от вас силовой борьбы, потому что не этого мы сейчас ждем. Но мы хотим от вас быть вот здесь — в середине». Краем глаза вижу, как Воробьев кивает головой и поднимает большой палец вверх. После этого мы вышли и показали что-то, более близкое к хоккею. Не знаю, говорили ли тренеры Запада что-либо своим хоккеистам, но, поскольку мы заиграли по-другому, они — тоже, и в целом это стало более-менеее похоже на хоккей.

23 января

Снова в Большом M, в 37-градусный мороз мы с Линдой добросовестно идем кормить собак. Мы договаривались с Александром, сыном Игоря, что он присмотрит за ними, пока мы в отъезде. Но дело в том, что нам искренне нравится делать это. Мы знаем, что вносим (положительные) изменения в их жизни, потому что в такой холод им пришлось бы тратить большую часть энергии на добывание корма. Мы очень привязались к ним, и даже дали им клички. Первая собака стала Леди; еще одна собака — Блэки (чернушка); маленького шустрого песика с подбитой лапой мы называем Hopalong (попрыгунчик) или Pegleg (культя); еще один пес — Scruffy (лохмач), что метко характеризует его вид. Узнав, что мы попросили одного из работников ледового дворца построить нормальную собачью конуру, наша семья посчитала, что мы перебрали. Я попытался заплатить этому человеку за работу, но он ничего от меня не принял, и тогда я купил ему ледовый бур. Я знаю, что он рыбак — многие здесь рыбачат, для хобби и для стола — а зимой, когда река покрывается льдом, необходим бур для сверления лунок во льду. Мы поставили конуру в стороне от дороги, откуда, мы надеемся, никто ее не стащит.

28 января

Я принес домой, для Линды, несколько номеров англоязычной газеты Moscow Times. Нам обоим не хватает возможности ежедневно читать газету. У нас есть высокоскоростной Интернет, но, наверное, я старомодный человек — он не может заменить мне удовольствия сесть и прочитать газету от первой до последней страницы.

Снова газета констатирует ошеломляющий размах коррупции в России. Каждый день происходит новый скандал с взятками, затрагивающий политические фигуры страны, многие из которых, похоже, ищут, кто предложит им наивысшую цену за их влияние. Я не знаю, что более удивительно — тот факт, что это происходит, похоже, в гигантских масштабах, или коллективное безразличие к очередному примеру продажного должностного лица. Это такой факт российской жизни, что, похоже, все смирились с этим.

31 января

В домашней игре с Химиком мы смогли одержать одну из наших важнейших побед в сезоне — 5–2 после того, как в начале третьего периода мы уступали 1–2. И мы не то, что просто забили четыре гола залпом. Мы играли страстно, и наша силовая манера игры стала одним из факторов победы. Мы не полагались исключительно на класс. Я не уверен, что мог бы сказать это про нашу команду раньше.

Что-то изменилось после того, как мы взяли Илью Воробьева из Лады. Это невозможно понять из статистики, потому что Воробьев не является снайпером, но с его приходом мы приобрели нечто, чего нам не хватало. Он — тот, кого называют «грязным» игроком. У меня в Калгари был игрок такого же плана, по имени Ронни Стерн. Когда у Воробьева отбираешь шайбу, так просто это не заканчивается. Пока отъезжаешь от этого парня, обязательно что-нибудь от него да получишь. Помимо ругательства последует и что- то вроде удара битой. Он тебя не уважает. Может ткнуть крагой в лицо. Этого у нас не было. Нам требовалось больше жесткости. В ноябре, когда у нас появилась возможность получить Воробьева, я сказал: «Берем». Он блокирует удары по воротам. Он делает все, что нам требуется. Он изменил нашу команду, и, я уверен, это во многом связано с тем фактом, что его отец — тренер.

Когда наблюдаешь за командой его отца — Ладой — во время предматчевой раскатки, задаешься вопросом: что от них осталось? Когда у этой команды кончится бензин? А они все сражаются. Такая молодежь, господи, а ведь как упорно бьются! И они ведь входят в зону плэй-офф, с фактически новой командой, созданной в ноябре. У меня нет ни малейших сомнений, что Петр Воробьев — великий тренер. Бог ты мой, он крут. Он никогда не разговаривает со своими парнями на скамейке. Когда он подходит к игроку, то не для того, чтобы похлопать парня по спине. А для того, чтобы научить его чему-то. Поэтому сын играет так, как научил отец, и в его лице контраст и дополнение к нашей команде — потрясающие.

Я узнал немного про Илью с тех пор, как он приехал к нам. Его семья весь год живет в Испании, а он ездит к ним в течение сезона, когда позволяет расписание игр. Он — русский, но с немецким паспортом, поэтому технически является легионером. Я поинтересовался, как русский может быть легионером в своей стране. Мне рассказали, что, когда он поехал играть в Германию, как-то сумел получить немецкий паспорт, поэтому сейчас, когда снова приехал в Россию, он вынужден играть как легионер. Он сам и его жена говорят на четырех языках, включая английский, ему удалось легко вписаться в нашу команду. Он — победитель, и такого бойцовского характера люди нужны в команде, чтобы иметь шансы, когда придет время плэй-офф.

Как тренер, я люблю периодически проводить со своим составом упражнение по оценке игроков с использованием метода, как я его называю, «кругов влияния». Я вычерчиваю круг, представляющий стержень нашей команды, и затем три-четыре внешние окружности вокруг него. Внутренний круг — это игроки, имеющие самое большое положительное влияние на нашу команду. В него входят люди вроде Малкина и других, менее разрекламированных игроков, у которых может и не быть отличной статистики, но от них ощутимо зависит, выигрываем ли мы или проигрываем. В каждом следующем круге мы перечисляем игроков по мере уменьшения их влияния или значения. Такой подход может привести к очень интересным дискуссиям, потому что приходится анализировать много факторов, помимо мастерства. Приходится учитывать лидерские способности, чувство игры, жесткость — факторы, которые часто диктуют, как игрок реализует свои возможности в напряженных, жестких матчах. В общем, мои российские коллеги-тренеры больше обращают внимание на мастерство, нежели на некоторые из неосязаемых вещей, которые я ценю столь высоко. За короткий промежуток времени Воробьев переместился в самый центр, именно благодаря тому, как он бьется. Было время, раньше, когда я думал, что наша команда слишком мягкая. И мне было интересно, сможем ли мы противостоять командам, которые избирают такой стиль игры. Но с Юшкевичем, Королевым, Воробьевым, капитаном Евгением Варламовым и Владиславом Бульиным, поигравшим 4–5 лет в системе Philadelphia Flyers', меня этот вопрос больше так не беспокоит. У нас есть разные способы достижения победы. Я думаю, именно поэтому дела у нас так хороши — потому что мы умеем выигрывать по-разному. Мы могли выигрывать 2–1 и захлопнуть дверь. Но если мы начинали проигрывать, мы оказывались способны, во многих матчах, забить те самые четыре гола третьего периода и вытащить матч, как сделали это сегодня.