Бабуля-суперопекун - Кейт Лонг

class="p1">— Да, не хотел бы я быть на месте тех, кто не вовремя вернул книгу в эту библиотеку. Просто страшно становится. Я привез кое-какие фото, думаю, тебе интересно будет их посмотреть. — Кэллум подтолкнул ко мне конверт. — На обратной стороне написано, кто это.

На первом фото я увидела неясное изображение какой-то отвратительной красной куклы с огромной головой. Ее ноги торчали в разные стороны, как у лягушки.

— Это я, — с гордостью проговорил Кэллум. — Вообще-то я родился недоношенным. Мама так болела перед родами, что боялись, она не выдержит. У нее был жуткий токсикоз, и пришлось извлечь меня раньше срока, чтобы я тоже не умер. Много недель ее заставляли лежать неподвижно.

Затем шло еще четыре Кэллума. Ползунок в костюмчике с капюшоном, еще один в школьной форме, лет четырех («я ходил в школу только два или три года, это была такая ерунда»); затем шел Кэллум на мотоцикле, в амуниции, смахивающей на рыцарские доспехи. На последнем фото он был запечатлен возле огромной картины без рамы.

— Я нарисовал ее, — сказал он, — маслом. Она выставлялась в нантвичском музее пару месяцев, потому что мне присудили за нее первое место. Теперь мама повесила ее в своей комнате. Это облака.

— Да, я поняла, — солгала я. — Обалденно. Правда, здорово.

— А это мама.

Он указал на фотографию женщины средних лет с длинными блеклыми светлыми волосами и круглым приветливым лицом. На ней был черный топ с вышитым воротом, в ушах длинные серьги.

— Один из ее предполагаемых бойфрендов сделал это фото в прошлом году. Ей оно не нравится, потому что можно увидеть несколько морщинок, но мне кажется, получилось классно.

— Она похожа на свою сестру.

— Да, мне тоже так кажется. А вот еще одно, это первое фото туч, которое я сделал. Никаких фильтров и других штучек, просто навел и нажал на кнопку. Странное дело, я сделал это фото, потому что туча напоминала дельфина, выпрыгнувшего из воды. Но когда я проявил его, изображение изменилось и стало похоже на чье-то лицо. Видишь? Поверни. Вот глаза, вот рот. Грустное лицо.

Его палец прочертил контур.

— А вот это фото я сделал в Эйвбери, здесь я использовал оранжевый фильтр. Видишь, словно гигантский палец указывает на самый высокий стоячий камень. Как палец бога, но на самом деле это след самолета. Следующее фото сделано в местечке под названием Моу Коп, там есть нечто вроде искусственных руин, и, когда стоишь наверху, можно видеть на много миль вокруг. Здесь я постарался сфотографировать вид на облако из каменной арки, видишь? Я использовал фильтр, чтобы получилась едва заметная радуга.

— Как бензин в луже.

— Точно. И, наконец, два последних фото. Я сделал их над водой на озере Конистон, чтобы свет от воды отразился в тучах и как бы подсветил их снизу. Фильтры здесь придают глубину теням.

Он меняется, когда рассказывает о своих фотографиях, подумала я.

— Эта мне нравится больше всех. — Я указала пальцем на Моу Коп.

— Правда? Я сделаю тебе копию. Знаешь, ты можешь приехать туда как-нибудь и сама увидишь это место. Можно даже взять с собой фотоаппарат. Не исключено, что к тому времени я уже куплю машину.

— Да, это было бы здорово, — сказала я, зная, что этого никогда не будет. Но мне было действительно приятно, что он это сказал. Я представила себе нас двоих, глядящих сверху на поля и города, уходящие к горизонту. Внезапно мой пустой желудок издал голодную руладу. Я окаменела от ужаса.

Кэллум повернул голову сначала вправо, потом влево, в удивлении подняв брови:

— Странно. Клянусь, я слышал, как мяукнула кошка. Неужели ты не слышала?

Он наклонился и посмотрел под стол.

— Эй, кис-кис! Нет, никого не видно.

Он снова сел, и его улыбка заставила меня рассмеяться.

— Перестань.

— Она, должно быть, притаилась за столом. Наверное, мышь выслеживает. Ой, подожди, вон там промелькнул ее хвост.

— Ну, перестань же!

— Мне кажется, нам надо немного перекусить, пока мы оба не умерли с голода. Еще немного, и наши кишки запоют дуэтом, и, поверь, мои запоют гораздо громче, чем твои.

Я облегченно кивнула:

— Ну, хорошо, мы можем съесть по сандвичу в… — Мои пальцы дотронулись до кожаного ремешка кулона, и я потянула к себе осу. Пожалуй, я буду ее носить. — Мы можем пойти ко мне домой. Полл ушла. — Я почувствовала, что краснею, но продолжала: — Так что она не рассердится, ей не обязательно про все знать. Пойдем, посмотришь дом.

— А я думал, ты никогда меня не пригласишь, — сказал он.

По дороге домой я рассказывала ему о несуществующих достопримечательностях Бэнк Топ.

— Вот здесь стоял амбар эпохи Тюдоров.

— Где, на месте этой скобяной лавки?

— Да. В пятидесятые бульдозеры сравняли его с землей. А на противоположной стороне находился ряд старинных каменных домов шестнадцатого века. Стены в них были в два фута толщиной, а на крыше вместо шифера — каменные плиты.

— Там, где стоят эти одноэтажные домишки? Боже, какая жалость! Откуда ты все это знаешь?

— Я писала сочинение на эту тему и, кроме того, в библиотеке есть несколько видов улиц, можешь посмотреть в следующий раз. Мисс Мегера большая любительница местной истории. А вот здесь, на нашей стороне, раньше был паб под названием «Герб каменщика». Когда его снесли в семидесятые, нашли стену из оштукатуренных прутьев, которая датировалась концом двенадцатого века. Неподалеку отсюда раньше была яма для петушиных боев, но я рада, что теперь они не проводятся.

Когда мы проходили мимо большого здания совета, я кивком указала на ведущую к нему дорогу.

— Она раньше называлась «Четыре тропинки», но теперь ее переименовали в Школьную дорогу, потому что она ведет к новой начальной школе.

Кэллум перешел на другую сторону и некоторое время шел по мостовой, стараясь разглядеть детали серого здания постройки девяностых с его красной бетонированной площадкой для игр.

Я тоже перешла дорогу вслед за ним, хотя совсем не хотела этого, и остановилась рядом.

— Когда я вижу это место, мне становится плохо. Иногда мне хочется, чтобы сюда упала бомба.

Собачье дерьмо, мусор и окурки в траве на обочине дороги — все так же, как девять лет назад, когда несколько девочек прижали меня к этому металлическому уличному знаку. Они задрали мою юбку, так что все могли видеть мои трикотажные панталоны на резинках, и Джули Бери заорала, что они грязные, что было ложью. Клер Гринхолф стукнула меня по заду теннисной ракеткой, и синяки потом долго не проходили. Когда им удалось довести меня до слез,