Бабье царство. Дворянки и владение имуществом в России (1700-1861) - Мишель Ламарш Маррезе

Хотя значительное большинство женщин, чьи имена встречаются в купчих записях, участвовало только в одной сделке, во второй половине XVIII в. были и такие дамы, которые продавали и покупали землю неоднократно. Так, вдова Елена Постельникова в 1776 г. купила земли с крестьянами почти на 700 рублей. Через два года она приобрела еще три земельных участка, один из которых с выгодой продала в том же году. В Кашине графиня Анна Воронцова в 1772 г. покупала крестьян у пятерых владельцев. Во Владимире графиня Разумовская в 1806 г. приобрела землю с крестьянами в ходе пяти разных сделок. Если эти женщины и представляли собой скорее исключение, чем правило, то, значит, у дворянок дела обстояли так же, как и у дворян: имена мужчин тоже встречаются в основном в единичных сделках, и это мало говорит нам об их экономическом положении и еще меньше о причинах, заставивших их покупать или продавать землю.

Женщины во второй половине XVIII в. не только покупали землю, но и использовали свое имущество другими способами. Дворяне обоих полов сдавали участки земли в аренду государственным крестьянам (табл. 4.6). Договоры об аренде земли не слишком многочисленны, вероятно потому, что они приносили мало дохода: сроки аренды колебались от года до пятнадцати лет, и крестьяне платили ежегодно несколько рублей ренты помещикам. В сущности, эта практика, кажется, была распространена только в северных губерниях, но и там лишь в ограниченных масштабах^[116]. Тем не менее в имеющихся документах аренды упоминаются помещики обоих полов; в них также прослеживается рост женского землевладения. В других случаях сами дворянки арендовали земли у их хозяев. Так, в сызранской глуши в 1753 г. жена капитана Головина расширила таким способом свои угодья, заплатив солидную сумму в 45 рублей за пользование землей, принадлежавшей соседней татарской деревне.

Хотя женщины не располагали достаточными для кредиторской деятельности денежными средствами или предпочитали не использовать свой капитал таким образом, теперь у них появилось достаточно недвижимости, чтобы самостоятельно занимать деньги. В 1775—1780 гг. дворянки составили 33% заемщиков во Владимире, Кашине и Тамбове (табл. 4.7). Немногочисленность долговых соглашений не позволяет провести систематическое сравнение мужских и женских долгов. Однако данные неюридических источников не оставляют сомнений в том, что женщины были столь же склонны жить не по средствам и влезать в долги, как и мужчины. Объявления в «Сенатских ведомостях» о продаже за долги имений разорившихся помещиков касаются в равной степени и тех и других. Упоминаниями о долгах пестрят семейные архивы и дворянская переписка, демонстрируя, с каким трудом даже самые богатые дворянки сводили концы с концами. В 1786 г. подруга писала Елизавете Глебовой-Стрешневой, что наделала в Петербурге долгов на 2 тыс. руб. и теперь ее осаждают кредиторы. В 1796 г. в письме к своему родственнику, князю Александру Михайловичу Голицыну, Анна Александровна Голицына рассказывала, как расходы на содержание нескольких домов и слабость ее мужа к карточной игре заставили их задолжать 80 тыс. руб. Дальше она писала, что намерена прожить лето и осень в деревне и что, даст Бог, они сумеют так уладить дела, чтобы ей не пришлось продавать ничего из своих имений.

Ни в одном из привлеченных к изучению уездов не встречается сколько-нибудь многочисленных примеров ростовщичества среди дворян. В редких случаях женщины-помещицы ссужали деньгами соседей или родичей: Марфа Грибоедова в 1776 г. дала взаймы своему брату 500 руб., приняв в качестве обеспечения его обширное имение; княгиня Дашкова предоставила брату ссуду в 1880 руб. в 1775 г., когда сама еще занималась упрочением собственного состояния. Кроме того, дворянки обращались в Вотчинную коллегию с просьбами о регистрации имений на себя, если их должники не выполняли своих обязательств. В целом, однако, отдача денег в рост играла ничтожную роль в жизни дворян-помещиков, во всяком случае в провинции. Дворяне обоего пола неохотно выступали как частные ростовщики, уступая эту роль купцам и мещанам^[117].

В середине XVIII в. женщины не только покупали и продавали гораздо больше деревень, чем прежде, но, состоя в браке, все шире использовали свою собственность. Если вдовы и незамужние женщины и теперь были традиционно заметнее как участницы экономической жизни, то и замужние занимали в ней все более видное место, по мере того как росло число дворянок, покупавших и продававших собственность (табл. 4.3). В 1715—1720 гг. 80% дворянок, продававших имения, составляли вдовые и незамужние женщины, а к середине века их доля сократилась до 54%, в то время как доля замужних продавщиц земли выросла до 46%. Замужние женщины занимали видное место и среди тех, кто вкладывал деньги в недвижимость: на их долю в 1750—1755 гг. пришлось 63% всех покупок земли. То, что замужние женщины становились все активнее на рынке недвижимости, отражает трансформацию их роли в экономике семьи: они уже не выступали всего лишь как материально зависимые лица, а стремились использовать свое приданое и наследство как собственность, приносящую доход. И снова это изменение следует рассматривать в контексте преобразований в имущественном праве: с 1753 г. женщины получили свободу распоряжаться имуществом без согласия мужей, что поощряло их в возросших масштабах вкладывать деньги в недвижимость и отчуждать собственность.

К середине XVIII в. женщины переместились с периферии экономической жизни дворянства ближе к центру. В последующие десятилетия они укрепили свои позиции на рынке: участие женщин в продаже недвижимости устойчиво держалось на уровне 36% до первого десятилетия XIX в. Зато их доля в инвестировании средств в недвижимость росла; в 1775—1780 гг. женщины составили 34% покупателей имений, а в XIX в. вышли на постоянный уровень в 43%. Активность женщин как продавцов недвижимости накануне отмены крепостного права была еще внушительнее. В 1860 г. женщины в одиночку участвовали более чем в 46% зафиксированных сделок, а вместе с родственниками — еще в 2%. В соответствии с прежними тенденциями, в это время на рынке покупки и продажи земли вышли на первое место замужние женщины, а активность вдов резко сокращалась, пока в 1855—1860 гг. их доля не дошла до 8% от общего числа женщин-инвесторов (табл. 4.3).