Одиссея батьки Махно - Сергей Мосияш

— Семён, бери хлопцев, гони к державной варте. Постарайся голову схватить. Немецкую я срезал.

К концу зажигательной речи Махно солдатский строй уже был в окружении гуляйпольцев, внимательно слушавших своего знатного земляка.

Нестор вновь почувствовал, что как и прежде овладевает вниманием толпы, и потому в заключение бухнул неожиданно:

— ...Товарищи солдаты, чтоб доказать вам, что никто на вас не держит зла, я, от имени моих земляков, приглашаю вас к столу в любую хату. Там угостят вас доброй горилкой и закуской. Мы с вами братья по труду. Товарищи гуляйпольцы, я верно говорю? — громко прокричал Махно.

— Верн-а-а, — там и тут закричали в толпе.

— Так братайтесь с солдатами, друзья. Нам нужен мир. И только.

К тачанке уже прибились старые и надёжные друзья Махно: Чубенко, Марченко, Калашников и бессменный адъютант и телохранитель Лютый. Последний не скрывал своей бурной радости по случаю встречи обожаемого командира.

— Алёша, обратился Махно к Чубенко, — бери этого лейтенанта немецкого, вали с ним в штаб, прими дела, а главное — полковую казну. Я обещал солдатам выплатить проездные на родину. Не стану же я на них нашу казну тратить.

— Ох, балуешь ты их, Нестор Иванович, — заметил Калашников. — Их бы надо под пулемёт, а ты им подорожные.

— Ничего ты, Саша, не смыслишь в пропаганде.

— Вы думаете, все они кинутся на родину? Как же. Большинство их пристанет к тем же немцам, что стоят в Пологах или Рождественке.

— Это даже лучше. Именно они станут разлагать части рассказами о нас. Что де махновцы совсем не звери, а такие же люди. А сейчас, сегодня, если они посидят с нашими за одним столом, выпьют по чарке, преломят хлеб, разве будут видеть они в нас врагов? Вот, кстати, займись самогонщицами, пусть не жмутся.

— Ха-ха, — развеселился Калашников. — Самогонщицы почти все вдовы, их уговаривать не надо. Перед мужиком ни одна не устоит. Разожмётся.

— Ты их осуждаешь? Ну и напрасно. Кстати, где Веретельников?

— Он здесь, я его видел, — сказал Лютый.

— Найди его, Петя. И займитесь оружием. Пока солдаты пьянствуют, оприходуйте их винтовки. А я на телеграф. Саша, трогай.

Словно растревоженный муравейник, зашевелилось Гуляйполе, казалось, на улицы вышли все. Где-то уже пиликала гармошка, слышались обрывки песен, смех. Едущего на тачанке Махно искренне приветствовали:

— Здоровьичко тоби, Махно. Доброго почина.

Тачанка остановилась возле телеграфа, Нестор прошёл прямо в аппаратную. Телеграфист, увидев его, вскочил:

— Здравствуйте, Нестор Иванович.

— Здравствуй, Вася. Садись к аппарату. Стучи: «Всем, всем, всем. Районный гуляйпольский Ревком сообщает, что восстановил Советскую власть, что Гуляйполе отныне является свободной революционной территорией. Мы призываем повсеместно рабочих и крестьян восставать против душителей свободы: гайдамаков и германских войск. Да здравствует социальная революция, к оружию, товарищи!

Нестор Махно».

Когда он возвращался с телеграфа, уже встречались люди навеселе. Надрывалась гармошка, выговаривая вездесущее «Яблочко», горланили безымянные сочинители: