Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин

Е. С. Галкина, стремящаяся поведать широкому читателю о «тайне Русского каганата», приписывает этому историографическому фантому салтово-маяцкую культуру^[102]. Она опирается при этом на полемическую статью Г. Е. Афанасьева (Афанасьев 2001), отрицающего интерпретацию салтово-маяцкой культуры как государственной культуры Хазарского каганата. Статья не дает, однако, ответа на главный вопрос: почему выделяется эта культура, какие коммуникации (кроме государственных) оказываются в основе ее целостности, если в этническом отношении эта культура явно гетерогенна? Галкину не интересуют эти проблемы: все сводится к гипертрофии аланского компонента салтово-маяцкой культуры и поискам историографических конструкций, которые позволили бы соотнести эту культуру с изначальной русью.

Такие конструкции обнаруживаются без труда, ибо они были растиражированы энтузиастами исконных корней руси в Восточной Европе: в 1950-е гг. Д. Т. Березовец считал принадлежавшими руси памятники VIII–IX вв. на правобережье Среднего Днепра. Надо отдать должное украинскому археологу — у него были основания предполагать славянские (в его понимании — древнерусские) основы правобережной волынцевской культуры, ибо эта культура была предшественницей северянской роменской, хотя и развивалась под прямым воздействием салтово-маяцкой культуры. Уже говорилось, что изначальную славянскую русь стремился соотнести с волынцевской культурой и В. В. Седов, посчитавший её ареал «Русским каганатом».

В действительности, ареал этой культуры, сочетавшей славянские и хазарские традиции, соотносится с областью летописной хазарской дани с северян (ср.: Петрухин 2005. С. 70–71), но Галкина игнорирует летопись и не может принять концепцию славянской принадлежности исконной руси, ведь цитируемые ею восточные источники противопоставляют славян и русь. Здесь и пригодились аланы как носители салтово-маяцкой культуры. Эта конструкция также имеет давние традиции — сама Галкина указывает на их истоки в отечественной историографии, определившие историографические схемы М. В. Ломоносова и его последователей: это средневековый «учебник» русской истории «Синопсис». Русь возводится там к сарматам, точнее к сарматскому народу роксоланы, «аки бы Росси и Аланы» (Галкина 2002. С. 238). Эта конструкция воспроизводит польскую средневековую этимологическую схему, возводящую поляков к сарматам (об этой схеме шла речь во Введении). Те же средневековые этимологические приёмы наследует Галкина — роксоланы, росомоны для неё все равно что русь: у неё есть непосредственный предшественник, имя которого Галкина упоминает вскользь, ввиду его одиозности даже для науки XIX в. Это Д. И. Иловайский — для простоты ассоциаций он переименовал роксоланов в роксаланов и даже гуннов считал славянами^[103], ведь они тоже создали целую империю (Иловайский 1996. С. 70 и сл.).

Вновь явленная «тайна Русского каганата» сводится к исконности этого государства, которое неведомо как стало славянским, но противостояло Хазарскому каганату. Последнему автор «тайны» отводит роль, определенную Б. А. Рыбаковым в эпоху борьбы с космополитизмом (рубеж 40–50-х гг. ХХ в.), небольшое объединение в Дагестане и дельте Волги достигало Дона, но на Дону господствовал аланский Русский каганат. Его столицей Галкина назначает Верхний Салтов — недостаточно исследованную и ныне гибнущую в процессе строительства современного поселка крепость^[104].

Правобережное Цимлянское городище и белокаменные крепости в бассейне Дона строятся, чтобы защитить Русский каганат от Хазарии и т. д. и т. п. Формирование сети поселений в интересующем Галкину регионе представляется в современной науке совершенно иначе (см. из последних обзоров — Тортика 2006), никаких соответствий конструкции Русского каганата в источниках нет (Мишин 2003). Проблема переселения аланов с Северного Кавказа в бассейн Дона не решается сейчас однозначно как результат приказа хазарского кагана, но фиксируется появление хазарских юртообразных жилищ на аланских поселениях Северного Кавказа (Аржанцева 2007).

^{Рис. 11. Хазарские крепости: — каменные или кирпичные крепости и города; — городища с земляными валами (по: Комар, Сухобоков 2000)}

Начало IX в. было эпохой укрепления каганата: строительство крепостей отмечало возросшие возможности усилившегося Хазарского государства. Главным возмущающим фактором был конфликт венгров с наступающими с востока печенегами. Передвижение венгров в 830-е гг. традиционно считается связанным со временем строительства Саркела: их вмешательство в конфликт Византии и Болгарии на Дунае заставляло греков обеспокоиться укреплением позиций сюзерена венгров — Хазарии — в их тылу. Не менее примечателен и тот факт, что в это же время — в 838 г., согласно Бертинским анналам, русь впервые прорывается к Константинополю и в Западную Европу. Русское посольство оказывается в столице франков на Рейне, но не может вернуться прежним путем через Константинополь в Восточную Европу, ибо дикие племена (венгры? — см. выше) преграждают им дорогу.

Речные пути в IX в. пребывали под властью хазар: Ибн Хордадбех сообщает, что хакан брал с купцов ар-рус десятину (таможенную пошлину) в своей столице Итиле в дельте Волги.

С. А. Плетнева считала, что Саркел стоял на караванном пути, ведущем через столицу Хазарии вглубь Восточной Европы, то есть контролировал перекресток коммуникаций — брод через Дон, речные и степные дороги (ср.: Артамонов 1962. С. 299–300). Понимание исторических судеб этого транспортного узла зависит от хронологического соотношения Саркела и Правобережного Цимлянского городища (основанного на рубеже VIII и IX вв.? — Флёров 2011. С. 65 и сл.), но можно заметить, что на главных речных магистралях поселенческая сеть развивалась на перевозах — по обоим берегам рек. Таковы Итиль на Волге (разделенный на собственно Итиль и Восточный Хазаран с перевозом — понтонным мостом), Верхний Салтов на Северском Донце и селище на противоположном берегу (ниже расположен комплекс памятников с характерным названием «Каганский перевоз» — Плетнева 2000. С. 26) и крайний западный пункт, контролируемый Хазарией в Среднем Поднепровье, — Киев на правом берегу Днепра.

Интересно, что память об этом пограничном положении Киева сохранила как древнерусская киевская легенда, именующая основателя города Кия перевозчиком, так и еврейско-хазарская традиция, ибо, согласно Константину Багрянородному, киевская крепость и в середине Х в. именовалась Самватас — именем пограничной реки талмудических легенд. На киевском правобережье Днепра есть анклав памятников волынцевской культуры, распространенной на территории Среднего Поднепровья, с которой брали дань хазары (Петрухин 2002). Продолжается дискуссия о происхождении имени Киев: иранская этимология имени Киев была предложена О. Прицаком (Голб, Прицак 2003. С. 75–77) и подвергнута критике (О. Н. Трубачев и др.). С. Г. Кляшторный предложил тюркскую этимологию, опираясь на ранние формы наименования Куйаба, Киоава в арабском и греческом (Кляшторный 2009). Апеллятив аба/оба — поселение, при том, что в древних тюркских языках qij означало «предградье, посад» (Nagrodzka-Majchrzyk 1978. P. 24; ср.: СГТЯ: 493–494).