История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Мир эйдосов по-разному интерпретировался различными метафизиками, и каждое толкование естественно выражало определенную степень реинтерпретации всей структуры фальсафы. Позже персы в знак признания заслуг в развитии интегративного понимания называли Мир Дамада «Третьим Учителем» после Платона и аль-Фараби. Самым известным его последователем стал Мулла Садра (Садрадин аш-Ширази, умер в 1640 году). Он предпочел вернуться преподавать в Шираз, чем оставаться в Исфахане. Мулла Садра был более откровенным, чем Мир Дамад и другие его учителя, в своих работах он не уделял внимания предрассудкам шариата, за что и подвергался гонениям.

Мулла Садра, следуя инсайтной интуиции Мира Дамада и его последователей, основывался на трансаристотелевской логике и метафизике света, провозглашенной Яхьей Сухраварди, которая заключалась в том, что все состоит из света в различных его проявлениях. Эта метафизика позволяла найти близкое определение сознанию и реальности, так как свет являлся неизменным проводником к озарению. Мир эйдосов был главной концепцией его учения (возможно, это предопределила возросшая роль снов как ключа к изучению бессознательного у поздних суфиев). Тем не менее в систематизации этой концепции он ушел намного дальше, чем, к примеру, Ибн-аль-Араби, для которого эта теория была просто литературным приемом. Данная концепция помогла ему в работе над близкой по суждениям логической доктрине о переменчивости сущностей (по которой существование вещи, по крайней мере в материальном мире, представлялось более важным, чем ее сущность). Так, Мулла Садра сумел найти более близкое тождество метафизического «света» с физическим светом, чем Сухраварди. «Свет», в его понимании, представлял нечто, что мы называем «энергией», помимо этого он был реален как на уровне интеллектуальной абстракции и объективной осмысленности (в мире эйдосов), так и на материальном уровне.

Также ему удалось — что особо важно для многих его поздних читателей — ввести понятие «бытия» в исторический процесс. Душа может проходить бесконечный путь из одной стадии бытия в другую, обновляя собственную сущность. Подобный тип обновления может ассоциироваться как с шиитским понятием об исторической последовательности религиозного устройства, так и с эсхатологическими событиями. Таким образом, это учение находило не только личное, но и общественное, и даже политическое применение. Фактически значимость этой работы не была явной, и многие из его лучших учеников, так или иначе, уделяли мало внимания другим, не менее выдающимся доктринам учителя, поэтому их эффект проявился несколько позже.

Некоторые улемы обвинили Муллу Садру в безбожии и излишнем увлечении фальсафой. Однако он все равно искренне продолжал диалог, интенция которого заложена в Коране. Мы можем увидеть историю лоялизма Алидов в виде политического, религиозного и, наконец, философского исследования, раскрывающего, каково это: поддержать протест, возникающий, когда исламское общество безразлично к его трансцендентным вызовам.

Этот диалог с лоялистами оказал глубое влияние на мышление Садры. Для него подобная лояльность защищала внутренние переживания, составлявшие основу его размышлений, от порочности окружающего мира и обеспечивала объективный взгляд на него. Таким образом, он был сторонником значимой традиции жизненной ориентации, философии, что позволило ему обогатить понимание неявного, присутствующего в каждой традиции. Философия Садры так же, как и искусство Бехзада, предполагало чрезвычайно сложную основу. Однако опять же, как и творчество Бехзада, эта философия помогала высвободить ресурсы богатого наследия для дальнейшего динамического развития. Так, Садра стал влиятельным учителем, первым среди равных[360][361].

Хотя Муллу Садру и обвиняли в излишне вольной философии, он старался не совершить ошибку, за которую его осудили бы не только ярые последователи шариата, но и все остальные, поскольку философия могла быть опасна для непосвященных. Поэтому Садра так же, как и другие мыслители школы Исфахана, старался писать осторожно и соблюдать рамки принятых условностей, хотя часто и поражал своими выводами. Но, невзирая на эти предосторожности, многие авторы могут показаться несерьезными большинству наших современников. Современный читатель может увидеть в работах Муллы Садры принижение значимости многолетних попыток дать метафизическое обоснование общепринятым религиозным догмам. И в результате многое может показаться неуместным для тех, кто не считает себя мусульманином-шиитом или, по крайней мере, последователем одной из монотеистических традиций. В работах Муллы Садры нередко затрагиваются, например, эсхатологические вопросы — природа воскрешения и загробной жизни, рая и ада (довольно сильно этим перегружено понятие алям аль-муталь). Я полагаю, что чуткий читатель в любом случае поймет, что бы ни говорилось о потустороннем мире, все это сказано применительно к земной жизни, ее моральным и интеллектуальным ценностям, и в рамках любых эсхатологических верований всегда можно выделить нечто имеющее повседневную ценность. По крайней мере, именно это вызывает уважение у наших современников.