Факундо - Доминго Фаустино Сармьенто

Войско выстраивается в боевой строй на соответствующем месте, Факундо гарцует на виду у всех на белом коне; появляется Бойеро и открыто угрожает узнавшим его прежним товарищам по оружию.

Начинается бой, в атаку бросается несколько эскадронов ополчения. Известный промах аргентинцев — начинать бой кавалерийской атакой: сколько сражений проиграла из-за нее Республика! Но ведь в каждом аргентинце — дух пампы, и стоит чуть отогнуть полу фрака, в который он нарядился, и обнаружишь гаучо, более или менее цивилизованного, но непременно гаучо. Вслед за этой ошибкой, национальной по своему характеру, наступает черед гибельному подражанию европейской страте­гии. В Европе, где большие военные соединения ведут сражение в строю, колонной и поле боя охватывает ряд деревень и городков, армейская elite[322] остается в резерве, чтобы поспешить туда, где они всего нужнее. В Америке сражение ведется, как правило, на открытой местности, вой­ска немногочисленны, жестокий бой длится недолго, и поэтому всегда выгодно начинать его, имея преимущество. В нашем случае наименее подходящим было начать с кавалерийской атаки, ну а если все же атака, то нужно было пустить в ход лучшие отряды, чтобы разом уничтожить три сотни солдат противника, не имеющего резерва. Ничего подобного, все по старинке — ополченцы наступают, но они со страхом глядят на Факундо, каждый боится его пики, а заслышав клич «В атаку!», как вкопанные, замирают на месте, пятятся, вновь атакуют, отступают опять, и наконец, сминают свои же лучшие отряды. Факундо, не задерживаясь, движется к Мендосе, нимало не заботясь о генералах, пехоте и пушках, оставленных в тылу. Такой была битва при Чаконе, которая ослабила силы кордовской армии, уже почти готовой к походу на Буэнос-Айрес. Непостижимо смелый переход Кироги увенчался полным успехом. Выбить его из Мендосы теперь невозможно: уверенность победителя и террор придают ему силы, враг же, потерпевший поражение, утратил боевой дух. Если он отойдет к Сан-Хуану пополнить там провиант и вооруже­ние, вновь начнется бесконечная война, не сулящая никакого успеха. В итоге военачальники отбыли в Кордову, а пехота во главе с офицера­ми из Мендосы сдалась на следующий день. Двести унитариев бежали из Сан-Хуана, и Кирога без боя стал хозяином Куйо и Ла-Риохи. Ни­когда еще эти два города не переживали подобного несчастья, и не столь­ко из-за причиненного непосредственно Кирогой зла, сколько из-за бес­порядка во всех хозяйственных делах, который повлекло за собой поваль­ное бегство обеспеченной части общества.

Но в еще большей мере эти бедствия сказались на самом духе города, отступающего вспять от цивилизации, и именно это мне важно отметить. Я уже говорил и вновь повторяю: благодаря своему срединному положе­нию Мендоса до той поры всегда славилась цивилизованностью, была бо­гата образованными людьми, наделена духом предпринимательства и стремлением к достижениям, каких не знал ни один другой город Республики: то была Барселона аргентинской провинции. Дух города достиг своего расцвета в. период правления Виделы Кастильо. На юге были воз­ведены форты, которые не только раздвинули границы провинции, но и навсегда обезопасили ее от вторжения дикарей; были осушены окрестные болота, город благоустроен, созданы общества — Сельскохозяйственное, Промышленное, Горнорудное и Народного образования, ими руководили и оказывали им всяческое содействие умные, предприимчивые, полные энтузиазма люди; построена ткацкая фабрика, выпускавшая холст и шерсть и поставлявшая форму и брезент для армии; были созданы ма­стерские, изготовлявшие шпаги, сабли, амуницию, пики, штыки и ружья — так что иностранного производства оставались лишь пушки; плавили здесь и снаряды для орудий, и типографский шрифт. Этими ра­ботами, а также пробами металлов провинции руководил французский химик Шарон. Невозможно не восхититься столь быстрым всесторонним ростом городской культуры. Будь то в Чили или в Буэнос-Айресе, все это не привлекло бы столь пристального внимания, но когда такое проис­ходит в провинции и благодаря усилиям лишь местных ремесленников, то похоже на чудо. Печатные станки стонали от толщины книжек «Диарио», обилия периодических изданий, которые нередко публиковали и стихи. Столь одаренный народ, не сомневаюсь, за десять лет подобного правления превратился бы в колосса, но конница Факундо растоптала копытами крепкие побеги цивилизации, а Инок Альдао десять лет пере­пахивал это поле и поливал его кровью. Могло ли что-нибудь выжить здесь?

Но и захват города Кирогой не смог остановить развитие мысли и печати: члены Горнорудного общества, выехавшие в Чили, едва обосно­вавшись, отдались изучению химии, минералогии и металлургии. Годой Крус[323], Корреа, Вильянуэва, Донсель и другие составили крупное со­брание трудов на эти темы и коллекции минералов, собранные по всей Америке, они изучили все чилийские архивы в поисках сведений о место­рождениях Успальяты[324]; благодаря их усердию и знаниям, удалось с пользой начать горные работы, несмотря на малое количество металла, содержащегося в местной руде. В это время начинают снова использовать рудники Мендосы, которые сейчас приносят большую выгоду. Аргентинские горняки, недовольные результатами, рассеялись по всей Чили, ко­торая являла собой богатое поле деятельности для приложения их зна­ний, и они сделали немало в Копиапо и других местах для организации добычи, внедрения новых машин и аппаратов. Годой Крус, разочаровав­шись в горном деле, устремил свои интересы в другом направлении и начал выращивать тутовое дерево; так он надеялся устроить будущее провинций Сан-Хуана и Мендосы, создав для них отрасль, которая при малом объеме товара приносила бы большую выгоду.

Производство шелка отвечает этому условию, существенному для цен­тральных районов в силу их значительного удаления от портов и высокой платы за перевозку груза. Годой Крус не остановился на том, что опубликовал в Сантьяго объемистую и исчерпывающую брошюру о выращи­вании тутовых деревьев, разведении шелковичного червя и кошениля — он бесплатно распространил ее и на протяжении десяти лет неустанно пропагандировал шелководство, побуждая всех заниматься этим промыс­лом и даже преувеличивая его выгоду. Желая быть в курсе рыночных цен, Годой Крус завязал отношения с Европой, отправляет туда образцы выработанного шелка, изучил все тонкости его производства, выучился сам и научил других изготовлять пряжу. Результаты этого важного пат­риотического начинания оправдали надежды благородного мастера: к прошлому году в Мендосе насчитывалось уже несколько миллионов ту­товых деревьев, из собранного в квинтали шелка были выделаны пряжа и ткань, окрашены и проданы в Буэнос-Айресе и Сантьяго для отправки в Европу, по пять, шесть и семь песо за либру, ибо блестящий и тон­кий шелк Мендосы не уступает по своим качествам самым прославлен­ным сортам Испании или Италии. Бедный старец вернулся, наконец, на родину, и его взор услаждала картина бодрого труда народа, посвя­тившего себя осуществлению самых выгодных перемен в хозяйствовании. Крус Годой поклялся, что смерти не удастся одолеть его,