Путь Короля. Том 1 - Гарри Гаррисон

— Но они потеряли много людей! — воскликнул архидиакон Эркенберт. — Даже керлы начали против них войну. Нападают на отставшие части, отрезают фураж и обозы… Они, пожалуй, перебили несколько сотен человек, а может быть, и тысячи. Каждый мужчина сейчас желает встать в строй.

— Что правда, то правда, — согласился Кутред. — Но только не забудь, кому мы этим обязаны.

Все разом повернули головы, устремив взгляд на стоявшее неподалеку диковинное приспособление. То был небольшой ящик, снабженный длинными ручками, позволявшими тащить его, как носилки. Меж одной парой ручек держалась ось с колесами, с помощью которых ящик этот можно было катать по земле, словно телегу. Внутрь же ящика помещено было человеческое туловище. Теперь, когда ящик был поставлен торчком, и тело стояло прямо; таким образом, перед ним так же, как и перед остальными, открывался широкий обзор поверх зубчатых стен укрепления. Обхватившая грудь широкая лямка, а также ремни, продетые под мышками, принимали на себя большую часть его веса. Под пах обрезанные конечности покоились на мягкой прокладке. Почувствовав на себе взгляды, тело дернулось на культях.

— Моя миссия — предостерегать, — пророкотал Вульфгар таким низким голосом, что было страшновато слышать его от казавшегося малорослым человека, — но однажды я начну мстить… За то, что вы видите, и за все остальное, сотворенное против меня язычниками.

Ему никто не ответил. Все были прекрасно осведомлены о том воздействии, которое оказывал вид его изувеченного тела, о его чуть ли не триумфальном пути из дому во главе армии, когда, останавливаясь в каждой деревушке, он рассказывал керлам о том, что уготовано для них и их жен, если они так и не решатся взяться за оружие.

— И что же, как они преуспели, встав в строй?! — горестно воскликнул король Элла.

Кутред состроил недовольную мину.

— Викингов не задержали. Перебили совсем немногих. Заставили их держаться поплотнее. Может, даже сделали их более бдительными. И вот теперь их собралось тут тысяч восемь…

— Мы можем вывести против них войско в полтора раза их превосходящее! — возразил архидиакон. — Мы живем не в Восточной Англии. Только в одном Юфорвиче две тысячи мужчин, годных к ношению оружия. И к тому же на нашей стороне все Небесное Воинство…

— Не думаю, чтобы нам этого хватило, — спустя минуту ответил Кутред, — даже с учетом Небесного Воинства… Конечно, приятно сознавать, что трое наших приходятся на двух викингов. Но когда армии сходятся, воины всегда бьются один на один. И хотя у нас есть такие же великие бойцы, как у них, числом они меньше. Поэтому думаю, что если мы выступим против них, они нас разделают.

— Ты не советуешь королю принять бой?!

— Мы останемся здесь, в крепости. Пусть попытаются достать нас в этих стенах. Но сначала их нужно будет перелезть.

— Но тогда они уничтожат и растащат наше добро! — воскликнул Эркенберт. — Перережут целые семьи, молодых парней и девиц уведут, вырубят сады. Сожгут запасы урожая. Но это не самое страшное. До Михайлова дня церковные подати не предусмотрены; и никто сейчас не подумает их платить. Керлы складывают деньги в кошельки, прячут их в погребах. Но если они увидят, что хозяйства их отданы на разорение, тогда как господа отсиживаются в крепости, они ломаного гроша нам не заплатят!

И он, как юродивый, затряс кулаками.

— Этого нельзя допустить! Храмы Господни по всей Нортумбрии придут в упадок, служители святой веры будут обречены на голод…

— От потери податей за год они с голоду не умрут, — заметил Кутред. — Сколько вы припрятали в сундуки Минстера с прошлогодних сборов?

— Но есть и другое решение, — вмешался Элла. — Я уже предлагал его. Мы можем пойти с ними на мировую. Предложим им дань — можем назвать это вергельдом за убитого отца Рагнарссонов. Чтобы умиротворить их, сумму надо собрать крупную. Но у каждого человека в Нортумбрии, призванного в армию, должно быть по десяти земельных наделов. Десятком наделов керла можно откупиться от карла. Десятком наделов тана — от одного их ярла. Положим, некоторые из них не захотят принимать деньги, но если мы заявим о своем предложении открыто, другие язычники принудят непримиримых. Мы попросим у них перемирия на год. А за этот год — ибо через год они явятся вновь — мы обучим военному делу каждого способного держать меч мужа. Мы так вышколили каждого керла, что он не побоится сразиться и с Иваром Бескостным, и с самим дьяволом. А уж тогда втроем против двоих мы с ними повоюем. Как думаешь, Кута? Да и один на один справимся, если понадобится!

Дородный страж издал удивленное урчание.

— Смело сказано, государь… И намерение твое отменное. Мне-то оно по душе. Но загвоздка в том, что… — Он распустил тесьму на кошельке, подвешенном к перевязи, и высыпал содержимое в ладонь. — Взгляни-ка сюда, государь. Тут несколько серебряных пенни, которые я выручил, продав на Юге свою лошадь. Все остальное — подделка, которую чеканят из свинца, а то и из меди на монетном дворе архиепископа. Ума не приложу, куда подевались наши запасы серебра. В свое время недостатка в нем не было. Но вот последние двадцать лет с серебром на всем Севере туговато. Теперь мы перешли на монеты архиепископа, но южане даже смотреть на них не хотят, и приходится предлагать им мену, иначе дело теперь не сладишь. Так что ты зря надеешься, что эти ребята захотят взять наши деньги. А зерном да медовыми сотами ты от них не откупишься.

— Но уж раз они здесь, — вскричал Элла, — неужто мы не найдем то, что им нужно? Церковь скопила немало золота и серебра…

— И ты собираешься отдать святыни Церкви викингам, чтобы только откупиться от них?! — едва не задохнулся Эркенберт. — Чтобы только не выступить против них, не принять бой в открытом поле и уклониться от своего долга защитника христиан? То, что ты говоришь, — это святотатство, поношение Церкви! Если керл умыкнет из самой захудалой церквушки серебряную чашу, его должны заживо освежевать и приколотить его шкуру гвоздями ко входу в церковь. А то, что ты предлагаешь, в тысячу раз хуже!

— Даже помыслив о таком, ты совершаешь грех против своей бессмертной души! — прогнусавил архиепископ.

— Не для того мы сделали тебя королем, — словно ядовитая гадюка, прошипел архидиакон.

Зычный рык Вульфгара заставил умолкнуть их обоих.

— И ты, кроме того, забываешь, с кем собрался вести дело. Они ведь не люди. Это порождение геенны. Нет, говорить с ними нам не о чем. И нельзя нам уговаривать их убраться отсюда на несколько месяцев. Мы должны уничтожить их всех до единого… — В уголке его рта начала вскипать слюна, и он, казалось, попытался приподнять свои обрубки, чтобы смахнуть ее. — Государь, язычники — это не люди. Они не имеют души.

«Шесть месяцев тому назад я бы собрал всех нортумбрийцев и повел бы их куда угодно, — подумал Элла. — Сейчас они готовы мне об этом напомнить. Если же я решу по-своему, с их помощью легко прослыву трусом. А труса никто не поддержит. Эркенберт слов на ветер не бросает: если я не приму бой, они снова призовут этого своего простака Осберта… Он ведь по-прежнему прячется где-то на Севере. А он-то с радостью полезет в драку… Но Эдмунд однажды уже показал всем, что случается, когда пытаешься сразиться с ними в открытую, даже если удается застигнуть их врасплох. Встречу бой по старинке в открытом поле — положу всю армию. Я это точно знаю. Положу воинов и сам погибну. Надо придумать что-то другое. Но чтобы и Эркенберт согласился. А на открытую сделку с викингами он не пойдет».