Секира и меч - Сергей Михайлович Зайцев

Глеб поднял ее.

Святополк, дико закричав, кинулся к Глебу; Святополк целил ему мечом в живот. Но секира была быстрее. Большой силы удар в голову остановил Святополка. Удар был нанесен сверху вниз, и так получилось, что острое лезвие отсекло у киевлянина лицо. Сам киевлянин упал в одну сторону, а лицо его, почему-то ставшее вдруг похожим на коровий блин, пало к ногам Глеба. В злой усмешке продолжали кривиться губы.

Мстислав при виде этого зрелища стал бледен как смерть. Бессознательным движением он ощупал свое лицо — на месте ли?

Глеб сказал:

— Я не успел спросить его про Анну. Но про Аскольда не забуду у тебя спросить.

Губы молодого князя дрожали. Он покосился на окно, за которым открывался двор; три переполошенные девицы все еще искали лестницу.

Мстислав тихо ответил:

— Анну он убил. Но ты убил его напрасно!.. Ты даже не представляешь, какая умная у него была голова… А ты эту голову — как орех!..

Глеб ответил:

— Я недавно встретил на дороге паломников. Вот они умны. А Святополк — коварная собака!

Звон мечей и яростные крики доносились из коридора. Шум этот был все ближе. Верно, Волк и Щелкун отступали все же под натиском дружины.

Искра надежды загорелась во взоре Мстислава. Он решил, видно, потянуть время, надеясь, что дружина выручит его.

Мстислав сказал:

— Ты напрасно пришел мстить мне, Глеб. Я не хотел убивать Аскольда. И я его не убивал. Это Корнил-десятник убил. Все видели…

Глеб горько усмехнулся:

— Я многих спрашивал. Никто не хотел убивать Аскольда. И Корнил говорил, что не хотел… Однако Аскольда все же убили. Не могу этого понять.

И Глеб опять поднял секиру.

Мстислав просил:

— Пощади! Я князь все-таки… Я господин твой…

Сверкало лезвие. Приближался шум. Мстислав косился на дверь…

— Пощади!.. Аскольд был стар, он пожил. А я молод… Я даже потомства еще не оставил…

Мстислав молил о прощении и все поглядывал на дверь. Все ближе звенели и скрежетали клинки. Глаза Глеба оставались холодны.

— Не убивай меня, Глеб. Старый Владимир тебе не простит…

При этих словах в трапезную вбежали, отбиваясь мечами, Волк и Щелкун. Их гнали дружинники, вооружившиеся палицами и копьями.

— Глеб! — крикнул Волк. — Мы не в силах сдержать копейщиков.

Глеб оглянулся.

Мстислав оттолкнул его и бросился к воинам:

— Дружина! Я здесь…

В два прыжка Глеб настиг его и, рванув за ворот шелковой рубахи, бросил на пол.

Мстислав упал навзничь. Он с ужасом взирал на могучего Глеба, вставшего над ним; и с надеждой глянул князь на дружину. Все больше и больше воинов прорывались в трапезную. Они теснили побратимов Глеба, они торопились…

И тут Глеб махнул секирой.

— Нет!.. — вскрикнул Мстислав и глазами, полными дикого ужаса и одновременно удивления, уставился на секиру, пробившую ему грудь и рассекшую сердце.

Кровь хлынула у Мстислава ртом. Взгляд его остановился.

Воины, в отчаянии вскричав, продолжали теснить Волка и Щелкуна. И только когда дружинники увидели, что Глеб новым ударом отделил голову Мстислава от тела, они остановились и опустили оружие.

Волк и Щелкун вытерли обильный пот со лба.

Все тяжело дышали, и долго никто не мог сказать ни слова.

Наконец кто-то из воинов молвил:

— Немало пролилось сегодня крови.

Другой воин ему ответил:

— Но виновники по-прежнему невредимы.

— Ты ошибаешься, — возразил ему Глеб. — Виновные мертвы.

И он указал на тела Мстислава и Святополка. Потом Глеб наклонился, взял за волосы голову князя и бросил ее в какую-то суму, что подобрал здесь же.

Все глядели на это действо, затаив дыхание. Какая-то девица показалась в разбитом окне и, увидев обезглавленное тело князя, вскрикнула, прикрыла рот рукой; челядинки отыскали наконец лестницу…

Воины стояли стеной, исподлобья смотрели на Глеба. Дышали тяжело.

Глеб, держа в одной руке суму, а в другой — секиру, пошел прямо на дружину. Воины безмолвно расступились. Никто из них и не думал продолжать битву.

Волк и Щелкун, настороженно озираясь, готовые отразить внезапный удар, последовали за Глебом.

Тонко и жалобно заголосила в окне девица.

Глеб остановился и сказал воинам:

— Вы хорошо дрались! Мне было очень трудно.

Потом втроем они спустились во двор, вывели из конюшни трех коней и, не седлая, выехали за ворота.

Один из дружинников тут сказал:

— То, что я слышал про этого Глеба, — сущая правда. Он сумасшедший. Страшный человек!..

А кто-то со знанием дела ответил:

— Он — Воин.

И они принялись убирать трупы.