Сталин и мошенники в науке - Валерий Сойфер

"Отбросив ложных богов, человек, организованный при социализме, должен взять на себя роль творца, завоевывая с большевистским энтузиазмом также и ту неприступную крепость, в которой находится ключ к его собственному внутреннему существу.

Имеется, конечно, много важных принципиальных и практических моментов, связанных с этими предложениями, которым нет места в данном письме. Некоторые из них рассматриваются в упомянутой книге, экземпляр которой я Вам посылаю отдельно. Я буду рад дать любые дальнейшие подробности по этим вопросам, если это будет желательно.

С глубоким уважением,

братски ваш Г. Г. МЁЛЛЕР — старший генетик Института генетики

при Академии Наук СССР, Москва; член Национальной Академии

Наук США; иностранный член Академии Наук СССР.

5 мая 1936 года" (10).

Приведенные строки из длинного письма Мёллера показывают, как он попытался подчеркнуть превосходство социалистического миропорядка и большевистской идеологии, часто используя привычные сталинскому времени клише именно большевистской пропаганды. Возможно, это отражало его тогдашние внутренние установки. Позднее, вернувшись в США, он заметно поменял свою фразеологию. Можно об этом судить по таким двум примерам. В статье "Учение Ленина в приложении к генетике", опубликованной в СССР в 1934 году в сборнике "Памяти В. И. Ленина" (11), Мёллер заявил о философских ошибках в развитии концепции гена, сделанные У. Бэтсоном, К. Пирсоном, У. Каслом и особенно Т. Морганом и подверг этих корифеев науки критике за, как он писал, их идеализм, грубый механицизм и консервативное направление мысли. Однако позже в речи с характерным названием "Русская культурная инквизиция", произнесенной 15 ноября 1949 в США, Мёллер признал ошибочными свои старые взгляды, изложенные в 1934 году в упомянутой статье (12). В 1934 году ему казалось, что он применяет к принципам генетики "все хорошее, что он нашел в диалектике". В 1949 году он назвал ту свою статью "достойной сожаления".

В письме к Сталину он открыто льстил ему, и восторженность перед социалистическим строем выпирала из строк письма. Однако Сталин американскому ученому не ответил, хотя А. А. Прокофьева-Бельговская, работавшая в лаборатории Мёллера и близко с ним общавшаяся, сказала мне в 1960-х годах, что окольными путями летом 1936 года Мёллеру стало известно, что Сталин не только ознакомился с письмом, но и потребовал срочно перевести его книгу на русский и прочел её. Об этой уверенности Мёллера написал много позднее (в 1981 году) его американский ученик Элоф Карлсон в ставшей широко известной биографической книге о нем (13). Другой ученик Мёллера тех лет, Николай Н. Медведев, сказал мне в 1960 году, что Мёллер как-то в разговоре с ним в начале зимы 1937 года обронил фразу, что видимо идеи книги пришлись Сталину не по вкусу. Сталину не захотелось прислушаться к крупному ученому, человеку уже опубликовавшему исследование, за которое вскоре ему присудят Нобелевскую премию. Можно себе представить, как велика была бы гордость советских руководителей, если бы присужденная Мёллеру в 1946 году Нобелевская премия была бы вручена ему как советскому ученому. Это бы случилось при жизни Сталина, а ведь при нем ни одному советскому ченому этой премии не дали. Останься Мёллер в советской России, пользуйся он благорасположением Сталина, как много пользы такой ученый мог принести стране и её народу. Но Сталин предпочел слушать шарлатанов, вроде Митина или Лысенко, а не тех настоящих гениев, которые, как Кольцов или Мёллер, развенчивали лысенок. Сталин верил обещаниям шарлатанов, он хотел был обманутым, и его водили за нос лысенки с помощью примитивных и повторяющихся год за годом обманов.

Истинное отрицательное отношение Сталина к науке генетике было в 1930-х годах неизвестно никому (разве, кроме нескольких приближенных к вождю людей). Они, или сам Сталин, могли настроить Лысенко против генетики, который с 1929 года публично подчеркивал, что он никоим образом не относится к этой науке предубежденно, но с 1934 года вдруг начал резко отрицать правоту генетики.

Сегодня можно думать, что Сталин, прочтя письмо и книгу Мёллера, стал относиться к нему не просто настороженно, а скорее всего крайне негативно.