Римская диктатура последнего века Республики - Нина Чеканова

Сулла произвел муниципальное деление, предоставив многим общинам статус самоуправляющихся муниципиев. Косвенные свидетельства этому мы встречаем у Плутарха и Цицерона (см.: Plut. Sulla, 4; Cic. De domo sua, 79,1—4). Одновременно с этим Италия была объявлена единой гражданской территорией: войска были выведены в провинции и проконсулам было запрещено уводить их с собой. Это еще одно свидетельство того факта, что были раздвинуты границы римского государства и римского империя. Северная граница была отодвинута в связи с этим к реке Рубикон. Новый порядок поставил на место города Рима Италию. Сулланская Италия являла собой прообраз единого территориального государства.

Таким образом, административно-территориальное законодательство Суллы стало следующим после Союзнической войны этапом территориальной и социальной интеграции: диктатор включил Италию в орбиту общегосударственной политики. Однако методы и задачи интеграции, которые утверждали господство римского сената и сенатской аристократии, вызывали недовольство римско-италийского населения и порождали новые политические проблемы.

Характеристики, данные сулланской конституции — Корнелиевым законам — в исследовательской литературе, имеют полемичный характер. Начало полемики было положено оценками Т. Моммзена, который признавал за конституцией Суллы положительное историческое значение. В соответствии с ними большинство исследователей приняло тезис о конституции Суллы как попытке реставрировать и закрепить римскую Республику в ее нобилитарной форме.

В рамках парадигмы Т. Моммзена социальные задачи сулланской реставрации представляются исследователями как средство борьбы, направленной на усиление римского нобилитета, на восстановление сената как единственного привилегированного сословия; на ослабление и раскол всадничества и в целом как реставраторские и консервативные.

Сходную с общей моммзеновской трактовкой концепцию сулланской конституции как консервативной реставрации высказал Г. Ферреро. Однако в отличие от Т. Моммзена и его единомышленников он не видел в ней конструктивного содержания, считал противоречивой и нежизнеспособной.

Хр. Мейер в контексте общих тезисов Т. Моммзена и Г. Ферреро определил сулланскую конституцию как консервативную реставрацию, может быть, последнюю и самую значительную. Вместе с тем он считал ее неудачной попыткой сохранить «старый порядок», причем методами, вызвавшими недовольство самой аристократии. Созвучные идеи были высказаны и К. Кристом, который считает Суллу пленником (Gefangener) римской традиции, стремившимся реставрировать традиционную политическую систему. Правда, К. Крист делает по сравнению с Хр. Мейером больший акцент на деструктивном характере сулланской конституции. По мнению К. Криста, реставрация, предпринятая Суллой, была тотальной и систематичной, но она бескомпромиссно и последовательно противостояла существовавшей тенденции политического и социального развития, игнорировала интересы различных слоев римского общества, а потому имела деструктивный характер, провоцировала широкий фронт противников и была обречена на скорую отмену.

Не отказываясь от общих оценок Т. Моммзена, Ф. Фрёлих поставил вопрос о том, были ли у Суллы оформленные идеи государственности. По его мнению, главным в сулланском законодательстве и политической практике было преобладание идеи господства олигархии и стремление к личному возвышению. Такая постановка вопроса определила развитие нового взгляда на законодательство и политическую практику Суллы.

Чуть позднее Ж. Каркопино отчетливо и однозначно отказался от моммзеновской парадигмы. Его концепция сводилась к тому, что Сулла не был сторонником ни одной из социальных сил, он стремился к единоличной власти и стал, таким образом, выразителем развивающейся монархической тенденции в Риме и прототипом Цезаря. В связи с этим Ж. Каркопино расценивал законодательную и политическую практику Суллы не как консервативно-реставраторскую, а как реформаторско-монархическую. Созвучна концепции Ж. Каркопино аргументация К. Ланзани, Р. Сайма, И. Бляйкена и др. Очень осторожно она была высказана и Дж. Отемом, который считал, что реформы Суллы «установили некий режим завуалированной монархии».

В рамках общей концепции Ж. Каркопино давал оценки сулланской конституции Р. Ю. Виппер. Он определил ее как консервативную и даже реакционную, но при этом чрезвычайно противоречивую, поскольку Сулле приходилось осуществлять две взаимно противоположные цели: сокращать авторитет народа, но проводить для него реквизиции и конфискации. Таким образом, по мнению Р. Ю. Виппера, субъективно Сулла действовал как реставратор, но объективно вынужден был встать на путь революции. В этом смысле он был основателем империи и монархии.

Принципиально отвергли взгляд на сулланскую конституцию как консервативно-реставраторскую Э. Габба и Э. Бэдиан. Они расценивали Суллу как большего «новатора» и реформатора, чем его противники, проводившие достаточно сбалансированную и умеренную политику, особенно Цинна. При этом в отличие от Ж. Каркопино они сняли вопрос и о наличии у Суллы осознанных монархических планов. Э. Габба видел в Сулле аристократического реформатора, подчеркивал закономерность, историческую целесообразность и положительное значение его реформ, которое состояло в унификации и романизации Италии. Э. Бэдиан признавал реформаторский характер конституции Суллы, но считал его революционером-авантюристом.

К сходным оценкам пришел и Ф. Инар. Он опроверг как концепцию Т. Моммзена, так и Ж. Каркопино: Сулла не был консервативным реставратором и не был прототипом монархии Цезаря, но он пытался создать новый аристократический режим, который превосходил традиционное представление.

Таким образом, существующие в исторической литературе оценки конституции Суллы чрезвычайно неоднозначны и противоречивы. Сулла представляется, с одной стороны, как консервативный реставратор, действовавший в интересах римской аристократии, и в этом контексте — как патриот-государственник; с другой — как новатор, способствовавший развитию в Риме монархических и имперских тенденций; с одной стороны, конституция Суллы определяется как конструктивная, несущая благо для государства, с другой — как деструктивная, породившая широкое недовольство и новый социально-политический кризис.

Такое, по многим аспектам принципиальное расхождение оценок вполне объяснимо: конституция Суллы явилась в период перехода Рима от civitas к территориальному государству, от гражданской общины к имперским отношениям. В ней неизбежно должны были отразиться консервативная и динамичная тенденции. Не случайно в последнее время историки либо отказываются от определения характера и социально-политической значимости Корнелиевых законов[37], либо делают акцент на их своеобразии[38].