Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора - Иван Брыкин

Государя-императора Петра Второго я видел часто: он жил у нас в Измайлове подолгу. Круглый сирота, ласки родительской сей ребёнок не знал: мать его умерла, когда он был в младенчестве [5], а затем и его отец Алексей Петрович, сын государя Петра Алексеевича от первой жены, почил [6].

Зная, что государь Пётр Алексеевич хотел сделать своим наследником сына, родившегося от Екатерины Алексеевны [7], мамки и няньки о маленьком Петруше заботились мало и, чтобы меньше с ним возиться, подавали ему вино, от которого он засыпал. От тех вливаний пришла к нему с младых ногтей привычка к винному зелью, которая со временем ещё более развилась, здоровье его весьма ослабила и раннюю смерть ускорила.

По выходе из младенческого возраста к нему приставили для обучения кремлёвского дьяка Семёна Маврина и иноземного учителя Ивана [8]. Я их хорошо помню: были они бездельники, выпивохи и охальники. Воспитанием царского внука они вовсе не занимались, пьянствовали во все дни и дворовым девкам проходу не давали. Когда государь Пётр Алексеевич приехал в Измайлово проверить, что его малолетний внук умеет, тот кроме немецких, русских и татарских ругательств ничего из учения предъявить не смог. Пётр Алексеевич осерчал и избил этих горе-учителей до полусмерти, но достойных наставников внуку так и не назначил.

Рос Пётр-младший, как трава придорожная, которая сама собою держится. Занятия сам себе находил, более всего предпочитая пиршества и охоту; скоро вокруг него развесёлая компания собралась: известно, веселиться – не трудиться! Заводилой у них был князь Иван Долгоруков, пьяница, повеса и гуляка, на проказы неистощимый; Пётр в нём души не чаял.

Но и Елизавета, дочь государя Петра Алексеевича и государыни Екатерины Алексеевны, мало в чём князю Долгорукову уступала. Веселиться могла сутками; верхом ездила, как гайдук, часами с лошади не слезала; на охоте ловчее мужчин была и от неудобств походной жизни нисколько не страдала. О ней я уже упоминал и ещё в своё время говорить буду, пока же скажу, что в той компании она была из главных.

Юному Петру Алексеевичу приходилась Елизавета Петровна тёткой по отцу, но одно название, что тётка – немногим она старше своего племянника была. Он от неё ума лишился – бывало, прибежит обедать и кричит:

– Вот вырасту и на Лизаньке женюсь! Я буду жених, она – невеста, и свадьба у нас будет пир на весь мир!

А она игралась с ним, как кошка с мышкой: то коготки отпустит, то опять сожмёт. То приласкает его, а то насмешничать начинает – иной раз до слёз его доводила, но он всё ей прощал…

В последний год жизни государя Петра Алексееича и в правление государыни Екатерины Алексеевны юный Пётр Алексеевич проживал в Петербурге, и мы его не видели. Но когда он на престол российский взошёл, то изволил в Москву со всем двором вернуться и в Измайлово по-прежнему на охоту наведывался.

Он сильно в это время переменился: вымахал с коломенскую версту, но стал заносчив, груб со слугами и немилосерден. Даже со своими близкими бывал он пренебрежителен, – бабка его родная Евдокия Фёдоровна, бывшая царица, первая жена государя Петра Алексееича, – от внука ласки так и не дождалась. Из монастырской ссылки он ее вернул и достойное содержание установил, однако теплом и вниманием отнюдь не одаривал.

Евдокия Фёдоровна единственный раз приезжала в Измайлово, тогда-то я её и видел. Стара она уже была, но величественна; росту небольшого, но держалась прямо, будто корону на голове несла, – сразу видать, что царица. Лицом, должно быть, в молодости была весьма пригожа, да и в старости привлекательности не утратила. Со слугами говорила тихо, но властно, – такую без крика послушаешься. Подумалось мне: вот если бы она царицей осталась, если бы муж её государь Пётр Алексеевич от себя не удалил, по-другому жизнь в России пошла бы… Ну, да что говорить – человек предполагает, а Бог располагает!..

Коротким её свидание с внуком было: потолковал он с ней часок и уехал на охоту. Ждала она его, ждала, да где там!.. Он на охоте неделями пропадал, разве дождёшься?.. Так и уехала, больше с ним не повидавшись.

Зато к Елизавете Петровне он не на шутку стал сердечную симпатию показывать. Случилось ли что промеж ними, нет ли, не знаю, но это уже не детские ухаживания были.

– Женюсь на Лизе, и делу конец! – говорил Пётр Алексеевич на все возражения. – Наше родство не близкое, у нас отцы и матери разные, – да разве не было примеров, чтобы и при близком родстве цари женились? Я император, – как прикажу, так и будет.

Видя такое его влечение, Долгоруковы поспешили Петра Алексеевича со своей дочерью Екатериной свести, которая была родной сестрой князя Ивана. Красавицей была княжна Екатерина, – глядеть, не наглядеться, – но скандал вышел: она к Петру Алексеевичу никакого расположения не чувствовала, у неё собственный воздыхатель имелся. Тем воздыхателем был иноземец Миллесим или Миллезим, – имя это или прозвище, не помню [9]. Такая у них любовь была, куда там! – но Долгоруковы этого Миллесима прогнали и чуть не силком заставили Екатерину с Пётром Алексеевичем обручиться. Как они их уговорили, никому не известно; его-то ещё могли склонить, он весь в их власти находился, но она была горда и характера сильного, такую сломить непросто.

Долгоруковы её уже на престоле видели, а себя при ней первыми людьми, но Бог рассудил иначе: в тот самый день, когда должна была княжна Екатерина с Петром Алексеевичем венчаться, царь умер. Говорили, что от оспы, – мы этого не знаем, в последнее время он у Долгоруковых проживал, у нас не появлялся, – однако и при оспе люди выживают. У нас кузнец Михей оспой болел, за ним – Феофилакт, плотник, а за ним ещё Дормидонт, маляр, со всем семейством, – и никто не помер, слава Богу! А тут, молодой, в цвете сил, и, нате вам, помер! Правда, пил юный Пётр Алексеевич много, – я уж рассказывал, – и жизнь вёл беспокойную, разгульную, так что, может, и впрямь не смог болезнь одолеть.