Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII - первая треть XIX века - Ольга Игоревна Елисеева

Родственники Фамусова как раз из тех, кто может в Москве «и награжденья брать, и весело пожить». Не они тянут бумажный воз. А вот секретаря Павел Афанасьевич выписал из Твери, поселил у себя в доме, добился для него чина асессора, именно потому что тот «деловой», то есть способен работать.

Зададимся вопросом: какое образование получил Молчалин? Розанов без опоры на текст назвал его «семинаристом»^[245], имея в виду, вероятно, тот факт, что множество мелких и средних чиновников вышли из поповских детей. Между тем Фамусов дал своему секретарю чин коллежского асессора (8-й класс по Табели о рангах), равный чину майора на военной службе. С него начиналось потомственное дворянство, и обладатель имел право купить деревню с крепостными. С 1809 года для получения асессорского чина следовало предъявить диплом об окончании университета (исключение делалось только для служащих на Кавказе, куда ехали неохотно и где предоставлялись весомые льготы)^[246]. Диплом, конечно, можно было купить, дав взятку экзаменаторам. Но Молчалин беден, и ему пришлось действительно закончить курс, одновременно работая в присутственном месте.

Согласно черновику комедии, Фамусов — сенатор, управляющий Московским архивом Министерства иностранных дел. Молчалин служит под его началом три года и за это время уже отмечен: «С тех пор, как числюсь по архивам, три награжденья получил». То есть в год по награде. Что показывает весьма быстрое продвижение. Стоит помнить, что «архивных юношей» вовсе не осыпали повышениями и крестами. В «архив» шли отпрыски знатных фамилий, по здоровью или из-за отсутствия храбрости не годившиеся служить в армии. Случалось, что государь вычеркивал их из поданных ему списков награжденных, считая бездельниками.

Такой случай в 1826 году отметил М. А. Дмитриев, который служил надворным судьей, хотя, по его убеждению, давно должен был получить «место советника». Генерал-губернатор Москвы князь Голицын представил его «к Анне на шею с бриллиантами», но встретил отказ. Тогда Дмитриева внесли в список награждений Анной 2-й степени, однако и тут император посчитал заслуги молодого чиновника несущественными: «Мне вместо этого дали Владимира в петлицу» 4-й степени. «Николаю Павловичу попало в голову, что у князя много лишних людей, которые ничего не делают и даром получают награды»^[247], — вспоминал раздосадованный мемуарист.

В 1820-х годах в Архиве Министерства иностранных дел велась весьма интенсивная работа по подбору документов для историографа Карамзина. Сам Николай Михайлович далеко не всегда рылся в груде пыльных рукописей, ему доставляли уже отобранный материал. Чиновники Архива, занимавшиеся этой работой, как раз награждались, не в пример другим. А позднее двое из учеников Карамзина, помогавших ему в подборе документов, — князь Дашков и Блудов — были рекомендованы историографом молодому царю Николаю I для занятия двух министерских должностей — юстиции и внутренних дел^[248]. Конечно, Молчалин — не Дашков с Блудовым — для него такой взлет слишком высок. Но три награждения на обычном «безрыбье» намекают на серьезную работу — возможно, на подбор рукописей.

«Любовника я принимаю вид»

Зная сказанное, перечитаем диалог Молчалина с Чацким. Современному зрителю представляется, что Чацкий выше не только морально, но культурно и социально. Он поучает собеседника, и мы чувствуем за ним право на менторский тон. Между тем сам Чацкий получил пусть и хорошее, но домашнее образование. Чин его неизвестен, но он явно ниже майорского. Только происхождение дает герою повод для демонстрации превосходства. Само построение диалога показывало современникам, что в единственно значимой для Молчалина системе чинов он выше Чацкого. Его вопрос: «Вам не дались чины, по службе неуспех?» — уже был невозможен от нижестоящего к вышестоящему. Секретарь доброжелательно нисходит до разговора. Во время поучений Чацкого он, по обыкновению, молчит или даже извиняется в своем невежестве относительно литературных стилей, поскольку не сочинитель. Но тон собеседника не мог его не задеть. Финальная фраза Молчалина, где он объединяет себя и Чацкого: «В чинах мы небольших», — прямое издевательство над гордым гостем. Ее подтекст ясен: уж если я признаю себя в небольших чинах, то вам, сударь, сам Бог велел.

Горничная Лиза называет положение секретаря завидным, ведь хозяин его «кормит и поит, / А иногда и чином подарит». Однако во многих отношениях место Алексея Степановича близ семьи покровителя — гиблое. На нем нужно «угождать всем людям без изъятья». Сидеть ли со стариками, играя в карты, «рад не рад», успокаивать ли сердитых старушек вроде Хлестовой: «Ваш шпиц, прелестный шпиц; не более наперстка, / Я гладил все его; как шелковая шерстка!» Или, наконец, разыгрывать возлюбленного Софьи из страха быть выгнанным со службы.

Вопреки надеждам барышни, Молчалин вовсе не стремится в женихи. Для него брак с дочерью хозяина — карьерная катастрофа.