Букринский плацдарм, или Вычеркнутые из списка живых - Вадим Барташ

– Вы имеете ввиду Жангали? Темирова?

– Ну да, да, кажется Темиров его фамилия… Он же тоже семипалатинец, с Пристани, сосед моего старшего брата. С ним всё в порядке, надеюсь?

– Так точно! Он меня сюда и принёс на себе, товарищ майор.

– Ну сразу видно, хороший боец. При случае хочется поговорить, вспомнить есть что, ту же Пристань. Ла-адно, значит ещё увидимся. А ты, боец, выздоравливай и через пару дней встанешь в строй. Слышал, что сказал капитан?

– Так точно, товарищ майор!

– Он теперь тебе отдаёт команды и твой командир, пока ты болеешь.

Георгия, как и многих его товарищей, по-прежнему мучил один важный вопрос, и его нельзя было не задать.

– Товарищ майор, разрешите спросить? – обратился младший сержант Неустроев к майору Кузминову.

– Разрешаю.

– Почему к нам не направляют подкрепление? Мы же бьёмся на пределе наших возможностей…

– Мне на это нечего сказать, младший сержант. – Комполка свёл брови: – Решения вышестоящего начальства в армии не обсуждаются!

Кузминов всем бойцам пожелал скорейшего выздоровления и вышел. Но стоило ему и его сопровождающим удалиться, как тут же в избу вихрем ворвалась Наталка:

– Мий, мий Георгий вже опритомнив? («Мой, мой Георгий уже очнулся?» – прим. авт.) – чуть ли не прокричала радостно девушка-санинструктор.

– Во-от ошалелая! – хмыкнул, правда достаточно добродушно, санитар дядя Петя. – и тут же добавил: – И когда она калякать по нашему-то научится? А то фиг её разберешь… Особенно когда она быстро тараторит, так вообще я не могу понять эту хохлушку.

Наталка подбежала к кровати Георгия и, склонившись над ним, обняла его крепко за шею и стала расцеловывать и в лоб, и в губы, и в щёки. Во всё что ей попадалось.

– Да уймись же, девка! – уже более сердито проворчал санитар. – Задушишь своего коханого! Беш-шенная! Да и тут вам не балаган какой-то, а серьёзное учреждение, лазарет всё-таки…

Георгий тоже приобнял Наталку.

Когда первый бурный порыв радости у неё схлынул, он осторожно освободился от её объятий и показал глазами, чтобы она села на табурет.

– Ну як ти? («Ну как ты?» – прим. авт.). -спросила Наталка.

– Да всё хорошо. Завтра уже встану, а послезавтра попрошусь назад на передовую. А ты как, освоилась уже здесь? – и Георгий посмотрел на санитара.

Дядя Петя вновь хмыкнул:

– Да освоилась она у нас. Больно прыткая у тебя невеста, Георгий! Языкастая и бойкая. Хотя может такой и надо быть в злую годину? У-ух, шальная малолетка, я тебе скажу!

– Та не турбуйся за меня, коханий! У мене всё добре. Я осувоилася. («Ты не беспокойся за меня, любимый! У меня всё хорошо. Я освоилась» – прим. авт.) – откликнулась Наталка.

– Ну, ла-а-адно, – продолжил в ворчливом тоне дядя Петя, – ты иди, девка, сейчас у больных и раненных по расписанию обед. Дай людям спокойно поесть. А потом… ближе к вечеру, придёшь ещё и пообщаешься со своим женихом.

И дядя Петя чуть ли не вытолкал из избы Наталку.

Вскоре пришли два дежурных с лазаретской кухни. Это были легкораненые. Они внесли котелки с перловкой и компот, а также три буханки ржаного хлеба.

***

Наталка пришла, когда ещё только вечерело. У Георгия температура спала и с молчаливого согласия дяди Пети младший сержант вышел на воздух.

Лазарет располагался на окраине Григоровки, в шести заброшенных избах, которые как смогли обиходили и переоборудовали в палаты, хирургическое отделение, перевязочную и в одной разместились три врача, включая капитана Галушко, пять медсестёр и санинструкторов и два санитара. Ну а раненных и больных в лазарете обычно находилось человек семьдесят. Тяжелораненых три раза в неделю переправляли на Большую землю, в левобережье, и за крайними избами, метрах в ста от Григоровки, в овраге, вырос свежий погост, в котором успели похоронить тридцать умерших от ран бойцов.

– Ну як ти, коханий? Тоби вже краше? («Ну как ты, любимый? Тебе уже лучше?» – прим. авт.) – переспросила Наталка Георгия и его опять обняла и стала страстно расцеловывать.

Наталка, как и большинство украинок, была очень темпераментна и по характеру достаточно взрывная.

– Да, жара нет, температура спала. Завтра вернусь к своим, – ответил ей Георгий. – Отлеживать бока я не намерен.

– А не рано тоби? Доликуйся! («А не рано тебе? Долечись!» – прим. авт.)

– Не могу я прохлаждаться, когда там, на передовой, такое творится! Там каждый человек на счету сейчас. Ла-а-адно, давай это не будем с тобой обсуждать? Ты как? Тебя здесь не обижают?

– Хай мице хто спробеу! («Пусть только кто попробует!» – прим. авт.) – сверкнула глазами Наталка.

– А дядя Петя? Во-он как на тебя кричит! Да ещё и ворчит постоянно!

– Вин з вигляду лише такий сердитий, а насправди вин добрий! Вин мене навпаки завжди захищае. («Он с виду только такой сердитый, а на самом деле он добрый! Он меня наоборот всегда защищает». – прим. авт.)

– Ну хорошо! Ты только когда бываешь на передовой и выносишь на себе раненных, будь поосторожней, без надобности не рискуй!

– Ага! – и Наталка вновь полезла целоваться.

Потом они долго стояли у изгороди в обнимку и смотрели, как солнце заходило за горизонт, и Наталка всё не умолкала и что-то рассказывала Георгию, а он в пол уха слушал не совсем понятную речь. Кажется, она говорила, что-то про свадьбу. О ней она бредила и всё представляла, как на ней будет «справно».

Потом они вновь целовались и обнимались.

К себе в палату Георгий вернулся затемно, ну а на следующее утро он настоял, чтобы его всё же отпустили из лазарета и вернулся к своим.

***

28 марта 1943 года тогда ещё генерал-полковника Николая Федоровича Ватутина неожиданно назначили командующим Воронежским фронтом. К этому времени войска фронта понесли огромные потери в ходе Харьковской операции и откатились на 150 километров, однако с появлением Ватутина фронту удалось остановить немцев на рубеже Белгород, река Северский Донец и Чугуев. Этот рубеж образовал южный фас того выступа линии обороны, который со временем получит всемирную известность, как Курская дуга.

До июня 1943 года на этом участке наступила оперативная пауза, и именно в этом временном промежутке Георгий и его часть прибыли на передовую и что называется «понюхали порох». Но они участвовали в локальных боях. Впрочем, перед самой грандиозной битвой на Курской дуге часть Георгия вновь отвели в тыл, и она попала в резерв. Но на завершающем этапе величайшей битвы во Второй мировой войне их бросили на передовую, и вот тут все