Фридрих II Гогенштауфен - Эрнст В. Вис

Между тем германские новобранцы собрались на судьбоносной для немцев земле, у реки Лех. Папа, понимая опасность военной силы императора, еще раз попытался протянуть время с помощью переговоров.

Поддержку он нашел в магистре Тевтонского ордена Германе фон Зальца. Герман почти любой ценой старался предотвратить окончательный разрыв между двумя главными силами Средневековья — папой и императором. Он осознавал: одна власть могла победить другую только ценой потери своего положения в мире.

Переговоры сорвала Венеция, хотя Ломбардская лига уже пошла на большие уступки. Победа верного Эццелино ди Романо в марке Тревизо показалась надменной морской купеческой республике опасным вторжением в сферу ее власти. Нельзя забывать, что в Пьяченце правил венецианский подеста (мэр), как и в Милане, где эту должность занимал сын венецианского дожа, Пьетро Тьеполо. Предложение о переговорах блокировалось отказом Пьяченцы, организованным из Венеции.

Разочарованный Герман фон Зальца отправился в Салерно исцелять свои недуги. Через полтора года он умер. Кроме успешной деятельности доверенного посредника между императором и курией, он добился, согласно Золотой булле Римини, составленной императором, правления Тевтонского ордена над Пруссией — самый важный поступок, по-видимому, Фридриха для будущей истории Германии.

Немецкое воинство императора десять дней маршировало до Вероны. Но они шагали не под знаком креста: на их знаменах красовался древний римский символ — орел. В Вероне наготове стояли семь тысяч сарацинских лучников и новобранцы из марки Тревизо. К ним присоединились,войска из верных императору городов — Кремоны, Пармы, Реджио и Молены.

Пораженная военной мощью, Мантуя открыла ворота и сдалась императору. Затем император обратился к Брешии и потребовал сдачи города. Он не мог продвинуться к Брешии, поскольку расположенная перед городом крепость Монте-Кьяро закрывала подходы к нему. Благодаря героическому сопротивлению защитников крепости войску лиги удалось дойти до Брешии. Это придало мужества осажденным. Но все же спустя четырнадцать дней крепость Монте-Кьяро пришлось сдать, правда, договорившись о беспрепятственном и почетном отступлении.

Император нарушил данное им слово. Отступающий гарнизон частично перебили, частично взяли в плен.

Под стенами Вероны противники настороженно выжидали. Ломбардская лига не отваживалась на открытый бой. Так прошел октябрь. Для обоих войск наступила пора отправляться на зимние квартиры. Император прибег к военной хитрости. Войска из Кремоны и пехотинцев из городского ополчения он отправил в сторону Кремоны. Сам же два дня укрывался в засаде при Сончино вместе со всеми всадниками и сарацинскими лучниками. Войско ломбардцев, разочарованное отходом императорской рати в Кремону, все же решилось выйти из-под защиты городских стен и отправиться на зимние квартиры.

Император, узнав из донесений разведчиков, что ломбардцы перешли через реку Ольо и расположились лагерем при Понтольо, немедленно выступил из Сончино и с помощью стремительной германской кавалерии захватил потрясенных ломбардцев при Кортенуова.

Сгрудившись вокруг знамени Милана, ломбардцы отчаянно сопротивлялись. В наступивших сумерках они побежали, их рассеяли, перебили, а уцелевшие ушли подальше от Кортенуова. На рассвете императорские всадники начали преследование беглецов. Три тысячи пехотинцев, сотню ломбардских всадников, среди них и подеста Милана, сына венецианского дожа, Пьетро Тьеполо, захватили в плен. Огромная добыча попала в руки императора, среди прочего и знамя Милана — символ независимости Ломбардии.

В войне, развязанной германскими князьями и вдохновляемой волей императора, была одержана убедительная победа. Победа, завоеванная не под знаком креста или под голубым знаменем святого Михаила, символом немцев, а под древним языческим орлом античного Рима, и боевой призыв звучал иначе, чем раньше, — не «Как хочет бог», а «Как угодно Риму и императору».

Кортенуова означала не только убедительную ратную победу, но и поворот в жизни и самосознании императора. Германско-христианский институт императоров — Карла Великого, Оттона Великого, Генриха II и Фридриха Барбароссы, он оставил в прошлом, обратясь к блеску богоравной власти древних цезарей.

Его триумфальное шествие в Кремоне стало подобно прибытию римских императоров.

Кремона, украшенная пестрыми платками и знаменами с девизом императора: «Рим и император», на улицах опьяненные победой жители вопили: «Рим и император», и сам цезарь — в лавровых листьях и с древними римскими боевыми символами в руке!

А за ним мелкой рысью следовала германская конница, о которой писал итальянский летописец: «Самые красивые из тех, кто приходил в нашу страну, великолепно вооруженные, они как литые сидели на лошадях — мужественные рыцари высокого образа, еще юные, но преисполненные бесстрашной отваги. Простыми, скромными и честными они вышли со своей родины, но вскоре были развращены на нашей».

Затем следовали сарацины в пестрых чужеземных одеждах, за ними — музыканты с цимбалами, трубачи и барабанщики. А дальше событие: огромный слон, украшенный римским орлом, а на его спине беседка, в которой мальчик-мавр дул в серебряный горн. В качестве пика триумфа и предела унижения поверженного врага слон тащил за собой знамя Милана. Символ борьбы Милана против тиранической власти императора, символ свободы городов предали позору. Но и этого было мало!

На опущенном древке копья, привязанный к нему, сидел подеста Милана, Пьетро Тьеполо, со связанными руками. За ним, в долгом унылом шествии, следовало войско пленных со склоненными головами и босыми ногами. Не осталось и следа от слов, написанных императором папе в мае 1236 года: «Кроме того, я — христианин и, пусть и недостойный, слуга Христов, вооружающийся для борьбы с врагами креста».

В праздничных звуках серебряных горнов, среди развевающихся римских орлов все эти сентенции превратились в пустые слова. Победно возвышался над всеми римский цезарь, Felix imperator.^[27] Но Фридрих не удовольствовался лишь шествием, устроив еще и риторическую оргию. Рим, Рим императоров, он засыпал словесным потоком.

Рим перестал быть городом папы, нет, Рим стал городом цезаря!

Для подкрепления речей в Рим потекло золото, дабы вырвать его у папы и сделать имперским городом.

Вместе с сицилийским золотом и соблазнительными словами император прислал как символ победы и миланское знамя. Оно означало для императора его собственную власть и поражение ненавистного Милана.

Колесницу со знаменем римляне установили на Капитолии на пяти мраморных колоннах. Надпись перед ними сообщала: