Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами - Сергей Макеев

Ивану Тонконогову недавно исполнилось двадцать восемь лет. До войны он работал фотографом на Украине, первый срок получил в шестнадцать лет за хулиганство. Через два года вышел, вел жизнь беспутную и снова угодил под суд, уже как «социально опасный элемент» (СОЭ). Вышел в сорок первом — и тут война. Мобилизовать его не успели, в Сумскую область вошли немцы. Тонконогов добровольно поступил служить в полицию. По оценке оккупационных властей Иван был хорошим полицаем. Он, например, лично арестовал семью Костенко, мужа и жену, за связь с партизанами, при этом избивал и мучил обоих. Допросы всегда проводил с пристрастием, до крови. Люди видели, как Тонконогов конвоировал людей на расстрелы, но стрелял ли сам, не известно. Однажды полицаи отняли у вдовы рыбацкую сеть, она пришла жаловаться. Тонконогов выпорол ее шомполом, чтоб неповадно было жаловаться на представителей новой власти. За служебное рвение Тонконогова повысили в должности до инспектора городской полиции, затем до адъютанта начальника, наконец, он сам стал начальником полиции.

В сорок четвертом, при наступлении наших, он сумел затеряться. После освобождения Украины был призван в Красную армию. Но уже через два месяца его нашли и арестовали. Трибунал приговорил Тонконогова к двадцати пяти годам каторжных работ. Летом следующего года Тонконогов попал на Колыму, прииск имени Максима Горького, лаготделение № 3 в пятидесяти километрах от поселка Ягодное.

Несмотря на молодость, Тонконогов был уже опытным человеком, знал, с кем и как себя поставить. Умел быть нужным начальству, с блатными вел себя «по понятиям», с сильными водил дружбу, а слабых не щадил. Вскоре он стал бригадиром, получал благодарности и грамоты. В бараке у его бригады был свой отсек, а в нем отгорожена личная «каюта», как говорили зэки. У бригадира появились предметы неслыханной в лагере роскоши — гитара и патефон. Чифирь не переводился, случалась и водка. Тонконогов держался «паханом», окруженным «шестерками», к нему захаживали на угощение даже охранники. Со временем отсек бригады перестали запирать на ночь, за порядком следил дневальный, назначенный бригадиром. Тонконогов даже не ходил в общую столовую — по договоренности с начальством дневальный приносил продукты и готовил еду в отсеке.

В общем, устроился Тонконогов наилучшим образом для лагеря. Да еще какого лагеря — особого, каторжного, в котором содержались осужденные за особо тяжкие! Но когда Тонконогов вспоминал, что ему трубить еще двадцать лет с гаком, готов был по-волчьи выть. В сорок восьмом году он начал разрабатывать план побега и подбирать сообщников.