Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования 1941-1944 - Александр Гогун

Украинский исследователь Анатолий Кентий довольно высоко оценивал эффективность боевых действий националистов: «Начиная с весны 1944 г. УПА и подпольные структуры ОУН… своей борьбой в тылу Красной армии и против советских партизан спасли от полного разгрома силы немецкой армии в Восточной Галиции»^[437].

Ну, и завершая описание борьбы красных с националистами, можно коснуться результатов психологической войны. Неоднократно обе стороны пытались разложить и перетянуть на свою сторону отряды противника с помощью агентурных комбинаций и пропаганды, в том числе даже командиров во время переговоров. Однако в психологической борьбе друг с другом никаких ощутимых успехов ни повстанцы, ни партизаны не достигли. Характеризуя бойцов одного из советских отрядов, оперировавших в январе 1944 г. в южной Ро-венщине, подпольщик ОУН отмечал их лояльность системе: «Верят в непобедимую Москву, не поддаются никакой пропаганде. Говорят: “Не агитируй”. Просто не хотят слушать чего-то подобного. Эти партизаны — настоящий НКВД. С ними можно разговаривать только пулей»^[438]. В южной части Дрогобычской области, сейчас входящей в Львовскую, разведдонесение о соединении Шукаева говорило и о неприятии советскими партизанами Повстанческой армии: «Лозунги наши встречали на Волыни и Подолье, однако им не верят, так как УПА страшна им, учитывая резню [поляков], которую [она] проводила на Волыни в селах, где большая часть этих партизан после или в это время находилась… Эти факты усиливают пропагандой, а в частности, дает информацию Чавли, известный представитель азербайджанцев на [организованной в 1943 г. ОУН] конференции подневольных народов, который сам тут находится, как командир одной малой единицы (очевидно, перешел к красным. — А. Г.)»^[439]. На севере Львовщины в июне 1944 г. даже находившиеся в экстремальной ситуации партизаны не хотели вступать в ряды Повстанческой армии: «Долгое время находятся в лесу, питаются только вареным ячменем, а старшины конским мясом. Между ними есть много таких, которые хотели бы перейти в УПА, однако боятся, чтобы их там не постреляли»^[440]. Хотя были и исключения. Например, в сентябре 1943 г., возвращаясь из Карпатского рейда, несколько десятков ковпаковцев после переговоров перешли на сторону националистов, впрочем, часть из них потом снова вернулась к красным^[441].

Результат межпартизанской войны коммунистов с националистами на территории Западной Украины был схож с противостоянием АК и советских партизан в Западной Белоруссии. В ней не было победителей и побежденных, война завершилось «вничью», хотя обе стороны нанесли друг другу массу болезненных ударов. Если измерять потери, то их общее число не будет известно никогда, однако в любом случае речь идет о тысячах бойцов с каждой стороны. Только лишь часть оперировавших в 1943–1944 гг. на территории Ровен-ской области отрядов и соединений, согласно своим отчетам, пусть и преувеличенным, уничтожила 2275 членов ОУН-УПА (соединение В. Бегмы — 572, И. Федорова — 569, Р. Сатановского — 390, бригада А. Бринского (РУ ГШ КА) — 427, отряд Д. Медведева (НКГБ) -3 1 7)^[442]. Интенсивность действий советских формирований против ОУН-УПА в ряде случаев превышала их активность против нем-цев^[443]. При всем этом потери собственно УПА были, вероятно, несколько ниже, нежели потери красных партизанских отрядов. Банде-ровцы старались не давать масштабных затяжных боев, а действовали в основном из засад, стремясь использовать элемент внезапности и сиюминутное численное превосходство в конкретном месте и в удобный для них момент.

Но красные «не остались в долгу». Всю собранную информацию о коллаборационистах и противниках советской власти, в том числе членах ОУН-УПА, «лесные солдаты» сообщали в органы госбезопасности. Только партизаны УШПД передали в НКГБ, помимо данных о полицейских и иных «предателях», сведения на 2583 «украинских националистов»^[444]. А это был приоритет не подчиненных Тимофея Строкача. Сидор Ковпак рассказал и о тех, кто в его соединении пристально интересовался врагами коммунистов: «Что касается ведения учета встретившихся на пути изменников и предателей Родины, в соединении была группа работников наркомата внутренних дел СССР во главе с капитаном Мирошниченко, которая и занималась этим вопросом»^[445]. Один из бандеровских подпольщиков доносил с территории Львовщины весной 1944 г. о настроениях в рядах противника: «Партизаны в разговорах с населением говорят: “Зачем нам вас убивать? Вот придет скоро Красная армия, НКВД, они-то с вами и рассчитаются“»^[446].

Война красных с ОУН-УПА в 1943–1944 гг. иллюзорно напоминала противоборство в Украине в 1918–1920 гг. Но за поверхностным сходством скрывались фундаментальные, сущностные отличия. Во-первых, изменился смысл противостояния. Как уже говорилось, Степан Бандера был не наследником Симона Петлюры, а его антиподом. В свое время украинские демократы воевали с набирающей силу молодой большевистской деспотией. В годы же Второй мировой войны против авангарда сталинской тоталитарной машины сражались вооруженные формирования тоталитарной партии — ОУН. С лета 1943 г. бандеровцы начали в пропаганде использовать либеральные лозунги, что отвечало требованиям момента. В сталинской агитации в тот же период наметился похожий сдвиг: недаром в новом гимне СССР прилагательное «свободный» использовалось пять раз. Да и пропагандисты со свастикой в 1943 г. поменяли словесные приоритеты с «борьбы за жизненное пространство» на «защиту вольного союза вольных народов Европы». Во-вторых, изменились формы противоборства. Если со стороны УНР и коммунистического режима на фронтах воевали регулярные части государственных образований, то в годы советско-германской войны на оккупированной немцами территории партизаны, а потом и Красная армия с НКВД столкнулись с повстанцами. В-третьих, стал другим масштаб событий. Если армия УНР воевала во всей Украине, то действия оуновцев, несмотря на настойчивые попытки репрезентовать себя в качестве общенационального движения, носили четко выраженный периферийный характер. Последнее позволило политическому оппоненту бандеровцев, галицкому коллаборанту Владимиру Кубийовичу отнести борьбу УПА едва ли не к маргинальной странице истории Украины: «Мы [украинцы] в этой борьбе [СССР с Третьим рейхом] были только объектом. Мы не только понесли большие людские потери, но, за исключением второстепенных эпизодов, не имели мочи по-настоящему вести борьбу с оккупантами. Кровавой и золотой была история Украины в 1917–1921 годах, кровавой и серой — в 1941–1945»^[447].