Загубленная жизнь Евы Браун - Анжела Ламберт

Гитлер притеснял Еву во всем. Особенно это чувствовалось, когда она танцевала. Она превращалась в совершенно другого человека — просто глазам не верилось. Она была отличной танцоркой. Стоило поставить пластинку с красивой быстрой музыкой, и Ева тут же преображалась. Она танцевала очень своеобразно, изящно. Ее любимым танцем было танго. Чем чувственнее танец, тем больше она отдавалась ему… Я имею в виду, она действительно «ловила настроение». Гитлер лишь изредка подшучивал над этим.

После отъезда фрау Раубаль Еве больше не приходилось спать в Платтерхофе. Она переселилась в святая святых Бергхофа. Ей отвели три комнаты рядом с апартаментами Гитлера, выходившие в главный коридор второго этажа. Напротив находилась комната ее персональной горничной. Ее положение в Бергхофе и в его жизни наконец-то было признано. Об этом не говорили вслух, но ближайшее окружение не терялось более в догадках по поводу ее роли. Из ее комнат дверь вела в гардеробную, изолированную от коридора, а оттуда — в личную ванную Гитлера.

Помещения Евы были светлы и изысканны — рай для нее и ее подруг, а подчас и для Гитлера тоже. Она купалась в роскоши: собственная гостиная, туалетная комната, спальня и ванная. Интерьер оформлен в замысловатом, но женственном стиле, с белыми стенами и белой мебелью, изготовленной Сайри Моэм в Лондоне по последней моде. Не придумать более разительного контраста с тесной квартирой ее родителей с неуклюжей провинциальной мебелью и узорами на обоях. В гостиной — вид из окна на все тот же горный пейзаж — стояли два удобных кресла и диван, обтянутый бледным ситцем в синий цветочек. В отличие от громоздкой обстановки прочих комнат, они были сделаны по нормальным человеческим меркам. По бокам дивана стояли два белых журнальных столика с настольными лампами. Сзади на полке примостился незарегистрированный телефон. Над ним висела картина, изображающая обнаженную натурщицу. Говорят, Ева сама для нее позировала. Два больших окна с тюлевыми занавесками и длинными бирюзовыми шторами. На столиках стопки журналов о моде и кино, а в углу дивана куча мягких игрушек, которые Ева называла meine Menagerie («мой зверинец»). На почетном месте висела фотография задумчивого возлюбленного, особенно нравившаяся Еве, — идеализированный портрет работы Теодора Боненбергера. В другом конце стоял небольшой письменный стол, за которым Ева часами писала письма или раскладывала фотографии. Она держала пару снегирей в клетке и иногда отпускала их полетать по комнате.

Почти всю спальню занимала вместительная двуспальная кровать, покрытая толстым пуховым одеялом. Гретель Миттльштрассе уверяла, что Гитлер время от времени разделял ее с Евой. Ее муж Вилли подтверждал это. Туалетный столик с тремя зеркалами (большим, маленьким и увеличивающим отражение) покоился на двух тумбах. На нем располагались: набор инкрустированных серебром расчесок, хрустальная пудреница с пуховкой, четыре стеклянных флакона духов и еще одна фотография Гитлера в рамке. В отдельной гардеробной комнате накапливалась ее постоянно пополняющаяся коллекция одежды, шляп, сумочек и флорентийских туфель ручной работы; а в ящиках — вышитое шелковое белье (каждый предмет украшен ее монограммой, буквами Е и В, сплетенными в четырехлистник или, если добавить чуть-чуть воображения, бабочку). Ева и впрямь тратила много денег на одежду, но тщеславие было почти единственным ее утешением, необходимым к тому же, чтобы придать ей уверенности среди снисходительной толпы, глядящей на нее свысока как на низшую по общественному и семейному положению. Она нашла в Берлине новую портниху, фрейлейн Хайзе, которая придумывала наряды специально для нее. Гитлер платил — счета от портнихи были наименьшей из его проблем.