Родные гнездовья - Лев Николаевич Смоленцев

— Налоговым чиновником ? — опешил Андрей.

— А что? Три тысячи годовых‑с! Положеньице... Э, да что и говорить, — понизил голос толстенький и розовый, как пасхальный поросенок, хитрющий Ушаков, — рвутся, домогаются этой должности, однако вам ее берегут, вам‑с...

— Кто?

— Доброжелатели ваши‑с, радетели исканий ваших‑с... — Ушаков умалчивал, что этот иезуитский ход был задуман начальником жандармского управления полковником Чаловым после того, как Тафтин примчался озабоченным из тундры, узнав, что Журавский с Никифором в Пустозерске. — Да и кому же боле беречь эту должность: поселился в Усть-Цильме генеральский сын, зять милейшего Алексея Ивановича... Семейка, семейка прибыла‑с. Еще с одной дочкой вас, Андрей Владимирович... Кормить, поить, замуж собирать надо, а денег-то на станцию не шлют. Да и откуда в казне деньги, коли задолженность по податям только по нашей губернии перевалила за полмиллиона! Не будет денег‑с...

— И все же акцизным к вам не пойду, — отказался Андрей. — Александр Петрович, — резко сменил он тему, — должна ли поступать и поступает ли пушнина от кочевников в виде ясака в последние три года?

— А что?.. Э-э... Как же ей, голубчик вы наш, не поступать-то, коли она ясачная, царева... Только нас она минует... Да‑с, минует — ясак двора! Загляните-ка к вице-губернатору...

Журавский вышел не попрощавшись.

Вице-губернатор Шидловский действительно смотрел на предложение Чалова, переданное ему через Ушакова, как на спасение Журавского. Он не знал тайная тайных союза Чалова — Ушакова, безраздельно правящих губернией вот уже десяток лет при постоянной губернаторской чехарде. Журавского вице-губернатор принял незамедлительно, узнав от Платона Борисовича, кто он и что он.

Знал кое-что об Александре Федоровиче и Журавский. Это «кое-что» было для Андрея лучше всяких рекомендаций и титулов. Отставной чиновник Василий Захарович Афанасьев, в доме которого постоянно квартировал Журавский, рассказал, что вице-губернатор чуть ли не с первого дня приезда в Архангельск выискивает все, что осталось от пребывания — бурного, деятельного — Петра Великого в Карелии и Архангельске. Из писем Риппаса Журавский знал, что отставной полковник Шидловский — военный юрист и архивариус по образованию — удачливый искатель затерянных рукописей: это он в 1889 году нашел подлинник «Мертвых душ» Гоголя и передал известному собирателю древних рукописей и гравюр Мусину-Пушкину. А через девять лет после этой редчайшей находки Шидловский разыскал архив полководца Суворова!

— Входите, входите! — встретил приветливо вице-губернатор Журавского. Встретил в своем кабинете, расположенном вне губернаторского особняка, где начальник губернии — как было принято на Руси — жил и служил. — Рад вас видеть, Андрей Владимирович! — вышел навстречу из-за стола рослый, сутулый, внешне очень похожий на Риппаса. — Вот, оказывается, вы какой: хрупкий юноша с богатырским духом! — разглядывал седой полковник Андрея. — Похвально, похвально... Прошу садиться к столу — так нам будет удобнее...

Андрей сел на стул к приставному столику и рассматривал Шидловского, пока тот обходил стол и усаживался в кресло. Был вице-губернатор бледен и утомлен. Живыми, пытливыми, готовыми доброжелательно улыбнуться или участливо посочувствовать, оставались только глаза.

— От Ушакова? — спросил Шидловский, решив, видимо, узнать итог их беседы, столь важной, по мысли пожилого человека, для Журавского.

— От него, Александр Федорович. — Это была первая фраза Андрея, которой он, исключив официально принятую форму обращения «ваше превосходительство», «господин вице-губернатор», подчеркнул и уважение к ученому, и обоюдное заочное знакомство.

— Каков итог встречи, Андрей Владимирович? Не сочтите этот вопрос за праздное любопытство.

— Нет, отчего ж. Мне известно от губернского казначея, что вам небезынтересна судьба станции. Спасибо, Александр Федорович... Но стать акцизным чиновником я не пожелал. Это шоры к узде строптивого коня. — Журавский волновался — ему было неприятно произносить твердую фразу отказа на попытку доброго человека как-то помочь станции, но принципиальность он с детства ставил выше всего.

— Стать вам акцизным — это, признаюсь, не мое предложение, однако полагал бы, что, будучи чиновником, можно заниматься наукой, голодному же — нельзя. Это было извечной моей дилеммой... Не только было, а есть... Но речь не обо мне, Андрей Владимирович. Я хотел бы услышать от вас откровенный рассказ о бедствии самоедов, о нуждах научной станции, о планах работы. В том двоякое любопытство: служебный долг вице-губернатора и увлеченного Севером человека. Время ограничивать не будем... Если вам нетрудно, то начните с положения кочевников: что творится в тундре?

— Кочевников Большеземельской тундры надо спасать, ваше превосходительство. Спасать немедленно! — вырвалось у Журавского. — Гибнут люди! Пали десятки тысяч оленей! По рассказам самоедов, погибло от сибирской язвы более ста тысяч оленей, ваше превосходительство!

— Не волнуйтесь, Андрей Владимирович, — попытался успокоить Журавского вице-губернатор. — Давайте с помощью карты попытаемся определить размеры бедствия и очертить его границы. — Шидловский жестом пригласил встать и подойти к стене, где висела большая карта Архангельской губернии. — Две таких карты привез новый губернатор из Петербурга. Вы не были на приеме у камергера двора императорского величества Ивана Васильевича Сосновского?

— Нет, — ответил Журавский, с интересом рассматривающий карту. — Не был удостоен чести... — Почувствовав легкую усмешку в заданном вопросе, в произношении высокого титула губернатора, Андрей повернулся к стоящему чуть поодаль Шидловскому.

— Я к тому, — продолжил вице-губернатор, — что о положении в тундре Сосновскому докладывали чиновник по самоедским делам Тафтин и начальник жандармского управления Чалов. Был там и Ушаков...

— А вы, ваше превосходительство? — Журавский замер, напрягся, бледнея лицом. Он понял, что Тафтин опередил его, как-то обезопасил себя через посредство губернского казначея и шефа жандармов и теперь ему, Журавскому, нужно быть очень осторожным, тем более если их доклад обсуждался у влиятельного губернатора. — Вы, Александр Федорович, присутствовали на докладе Тафтина?

— Нет, Андрей Владимирович, — твердо ответил Шидловский, — я был в то время в Петрозаводске по служебным делам. Сообщения Тафтина я не слышал... Но видел, читал представление Тафтина к награде за самоотверженную борьбу с эпидемией сибирской язвы.

— К награде? Тафтина — к награде?! — глаза Андрея округлились, темнея до угольной черноты.

— Да, и наградят, ибо наградные листы кладет пред монарши очи генерал-адъютант Дедюлин — первый друг камергера Сосновского... Вот так, Андрей Владимирович. Так что