Лени Рифеншталь. Мемуары - Лени Рифеншталь

Вскоре пришло новое приглашение от фрау Геббельс. Я сильно опоздала и была удивлена, встретив очень мало гостей. Только тут выяснилось, что б ноября 1932 года — это особый день — выборы в новый рейхстаг. Их исход решал судьбу Гитлера. Я еще ни разу в жизни не участвовала в выборах. Почему меня пригласили, осталось для меня загадкой.

Был уже поздний вечер. По выражениям лиц присутствующих можно было догадаться, что дело плохо. Напряжение достигло предела. Когда по радио сообщили о новых потерях НСДАП и успехах коммунистов, все были подавлены. Геббельс пошел в соседнюю комнату — было слышно, как он разговаривает по телефону с Гитлером в Мюнхене, но я смогла разобрать лишь несколько обрывков фраз. Около полуночи, во время сообщения предварительных результатов у доктора Геббельса лицо словно окаменело. Он сказал жене: «У нас впереди тяжелые времена — но мы преодолевали и худшие». У меня было чувство, что он сам не верит тому, что говорит.

На следующий день я отправилась в Мюнхен. В кинотеатре «Атлантик» у Изарских ворот мне предстояло выступать перед повторной демонстрацией «Голубого света». Только я собралась запереть дверь купе, как увидела Геббельса, стоящего в коридоре. Для него это было такой же неожиданностью, как и для меня; он попросил разрешения посидеть у меня минутку. Ему надо было встретиться с Гитлером; он рассказал о своих личных заботах и борьбе за власть в партии. Когда Геббельс заметил, что я в этом совершенно не разбираюсь, то сменил тему и — странно — заговорил о гомосексуализме. Он сказал, что Гитлер испытывает крайнее отвращение к гомосексуалистам, в то время как сам он более терпим и не осуждает всех скопом.

— На мой взгляд, — высказала я свое мнение, — вполне вероятно, у всех людей в той или иной мере существуют зачатки обоих полов, особенно у артистов и художников, но это ни в коем случае не имеет никакого отношения к вине или неполноценности.

Геббельс со мной неожиданно согласился.

Когда назавтра в полдень, после проверки освещения в кинотеатре «Атлантик», я возвратилась в мюнхенскую гостиницу, мне позвонил доктор Геббельс. Он спросил, не хотела бы я сопровождать его на встречу с Гитлером. Я заколебалась. У меня мало-помалу стало возникать ощущение, что меня втягивают в политические игры, с которыми я не хотела иметь ничего общего. С другой стороны, это был удобный случай узнать мнение Гитлера о результатах выборов.

И я действительно стала свидетельницей исторического момента. Встреча проходила, как я потом узнала, в ресторане «Штернеккер», в небольшом зале, отделанном в баварском стиле. Когда мы с Геббельсом вошли в помещение, примерно восемь — десять мужчин, сидевших там за круглым столом, встали. Гитлер, лицо которого сильно раскраснелось, приветствовал меня, как всегда, целованием руки и представил мне присутствующих; из них в памяти сохранилось лишь имя Вагнера,^[200] впоследствии ставшего гауляйтером Мюнхена.

Я ожидала увидеть Гитлера удрученным — ничего подобного. Приходилось только удивляться. Он вел себя как победитель. Лица собравшихся мужчин, до того подавленные и раздосадованные, заметно посветлели. Очень скоро фюреру удалось снова вселить в них мужество и убедить, что, несмотря на сиюминутное поражение, они вскоре придут к власти.

— До следующих выборов в представительное собрание в Липпе,^[201] — сказал он, — мы должны зайти в каждый дом, сражаться за каждый голос — мы выиграем выборы и добьемся победы. От нас откололись только слабые, и это хорошо!