Атаман - Валерий Поволяев

— Ей дать саблю, она и саблей будет неплохо махать.

— И атаман — молодец! Такую кралю себе оторвал! Царица, а не краля, любой казачий круг украсит.

Семенова все чаще и чаще стали называть атаманом: атаман да атаман. Не есаул, не «ваше высокоблагородие», а — атаман. Сам Семенов понимал, что самое лучшее — величать себя атаманом. Эта мысль запала ему в голову — действительно, есаул не может командовать ни корпусом, ни дивизиями — это дело генерал-лейтенантов да генерал-майоров, в царское время даже полками иногда командовали генералы, поэтому быть есаулом — этого мало, Семенов перерос это звание.

Вскоре приказы и разные штабные документы он начал подписывать «Атаман Семенов», а на погонах семеновских солдат появились литеры «АС». Ему казалось, что центр мира переместился в Читу, но это было не так — центр мира находился в Омске.

В Омске произошел переворот. Директория^[56], правившая Сибирью, была свергнута. Слишком уж криворукой, разноногой, пустоголовой была Сибирская Директория, максимум, что умели делать купчишки и прочий люд, заседавший в ней, — пить водку и в нетрезвом состоянии палить из охотничьих ружей по пустым бутылкам и глиняным горшкам... Поэтому когда в Читу поступило телеграфное сообщение из Омска о свержении Директории, Семенов лишь похлопал в ладоши: браво!

Малость поразмышляв, поддержал он и назначение адмирала Колчака военным министром Сибирского правительства. Хотя в следующую минуту задумался и озадаченно потер пальцами лоб — а сможет ли Колчак, которому до сих пор была подвластна водная стихия, подчинить себе стихию суши? Да и человек он нервный, чуть что — в бутылку лезет, голос у него, вместо того чтобы быть железным, в пиковой ситуации начинает дрожать, как у обиженного гимназиста. Конечно, из самого Семенова военный министр был бы получше, но до Омска было далеко, ехать туда не хотелось, и поэтому Семенов дал согласную отмашку: Колчак так Колчак.

В Омске тем временем были арестованы три офицера, свергнувшие Директорию, — Катанаев, Красильников и Волков. Этих людей, не будучи знакомым с ними, Семенов посчитал своими: все трое принадлежали к Сибирскому казачьему войску, — поэтому он отправил в Омск телеграмму с требованием немедленно освободить их. С ним по прямому проводу соединился Омск, и новоиспеченного атамана в лоб спросили: готов ли он поддержать назначение адмирала Колчака Верховным правителем России?

— Верховным правителем России? — изумленно переспросил Семенов, стоя в аппаратной и перебирая пальцами длинную узкую ленту. — Это что-то новое.

— Поддерживаете или нет? — настаивал на ответе Омск.

— Нет.

— Почему?

— Его характер и личные качества не соответствуют требованиям, которые мы должны предъявлять Верховному правителю России.

— Кого бы вы хотели видеть в этой роли?

— Генерала Деникина^[57], генерала Хорвата или, на худой конец, атамана Дутова^[58].

В Омске усмехнулись:

— На худой конец... Интересно.

Связь оборвалась.

К вечеру Семенов получил ответ на свою телеграмму по поводу арестованных казачьих офицеров. «Не ваше дело вмешиваться в дела Верховного правителя». Подпись — «генерал Лебедев».

Атаман с брезгливым видом повертел телеграмму в руках, потом приподнял ее двумя пальцами, как дохлого лягушонка, и спросил у Унгерна;

— Лебедев — это кто такой? Откуда взялся?

— Откуда взялся — не знаю. Знаю, что до недавнего времени он был полковником, звезд с неба не хватал... Обычная серая мышь, усердно грызущая штабные бумаги... Но вот повезло: Александр Васильевич Колчак его поднял, и он стал начальником его штаба.

Семенов разжал пальцы, и телеграмма полетела на пол. Атаман наступил на нее сапогом, придавил покрепче. Был оскорбителен не только тон телеграммы, но и то, что она была отправлена без всякого шифра, открытым текстом, что смахивало на попытку подорвать авторитет Семенова.

Вечером он настрочил гневное письмо адмиралу, в котором не оставил у Колчака ни одной не перемытой косточки. Выражения Семенов не стал выбирать — что в голову приходило, то и «стелил» на бумагу.

Он ждал, что от адмирала придет ответ, который все расставит по полочкам, но вместо этого его вызвал к прямому проводу генерал Лебедев. Атаман поморщился, дернул головой недовольно — очень не хотелось ему отправляться к прямому проводу, в аппаратную, но не идти он не мог — Лебедев был его начальником, а Семенов как командир Отдельного корпуса считался его подчиненным.

Лебедев был категоричен, он задал атаману знакомый вопрос:

— Вы признаете Колчака Верховным правителем России?

Семенов пожевал зубами, услышал каменный скрежет — зубы у атамана были крепкие, такие стачиваются не скоро:

— Прежде чем ответить на этот вопрос, ваше превосходительство, я должен получить исчерпывающую информацию о том, какова будет линия поведения нового правительства и каковы его цели...

Генерал Лебедев прервал связь — человеком он оказался дерганым, вздорным, обидчивым, Семенов тоже был не сахар и хорошо знал это, но никогда не позволял себе так вести.

— Баба! — выругался он и покинул аппаратную.

Через два дня атаман получил из Омска, из ставки Колчака, приказ под номером 61, где объявлялся изменником, отстранялся от всех должностей и предавался военному суду. Прочитав приказ, Семенов невольно присвистнул.

— Вместо того чтобы бороться с большевиками, мы занимаемся тем, что вышибаем сопли друг из друга, — оказал он. — Стараемся это сделать побольнее, покровянистее. Эхма! — Он потянулся, услышал хруст собственных костей. — Интересно, что же мне инкриминируют?