Шпионские и иные истории из архивов России и Франции - Петр Черкасов

Такая поддержка была ему оказана в 1859 году, в ходе франко-сардино-австрийской войны, в результате которой Франция получила Савойю и Ниццу. В 1860 году Россия, как уже говорилось, заняла позицию благожелательного нейтралитета по отношению к Франции в связи с военной операцией последней в Сирии.

Но и после этого Наполеон III не обнаруживал желания помочь России хотя бы в частичном пересмотре условий Парижского договора 1856 года.

На все запросы из Петербурга по этому поводу он давал уклончивые ответы, что в конечном счете привело императора Александра и вице-канцлера Горчакова к определенному выводу: реальной поддержки от Наполеона ожидать не приходится; соответственно и ресурс сближения с Францией исчерпан. Это убеждение к тому же подкреплялось фактическим поощрением французским правительством антироссийской деятельности польской эмиграции во Франции.

А граф Киселев продолжал убеждать царя и министра иностранных дел в обратном – в большом запасе прочности франко-российского сотрудничества, в искренности намерений императора французов в отношении России и ее государя. В донесениях и телеграфных депешах, направляемых Горчакову, он часто (пожалуй, даже слишком часто) рассказывал, с каким радушием его всегда принимает Наполеон, описывал откровенные и дружеские беседы с ним, свидетельствующие, по мнению Киселева, о желании французского императора развивать тесное взаимодействие с Россией.

Павел Дмитриевич не мог, конечно, знать, что его депеши из Парижа с некоторых пор читаются в Петербурге с возраставшим недоверием. На полях одной из них, относившейся к декабрю 1861 года, сохранилась карандашная пометка Горчакова на французском языке: «Все, что он здесь рассказывает, не имеет, на мой взгляд, никакого значения»²³⁰.

Первое время сам Горчаков был сторонником сближения с Францией. Но когда ему стало ясно, что император французов действует исключительно в собственных интересах и не намерен помогать России в отмене или хотя бы ослаблении ограничений, наложенных на нее Парижским мирным договором, Горчаков изменил свое отношение к Франции и ее политике. Он сумел убедить в этом и императора Александра, подталкивая государя к мысли о необходимости замены посла в Париже, не желающего понять, что за ласковым обхождением с ним в Тюильри давно уже нет реального политического содержания, что его сознательно вводят в заблуждение, умело подпитывая франкофильские настроения семидесятилетнего Киселева.

«В Петербурге, – отмечал самый авторитетный биограф Александра II, – давно уже были недовольны Киселевым и помышляли об отозвании его из Парижа, находя, что посол “проведен” Наполеоном, и не полагаясь на его умственные силы, начинавшие, видимо, слабеть от старости»²³¹.

Согласившись с мнением Горчакова, император Александр долго не мог решиться отозвать из Парижа «друга своего отца», как он аттестовал Киселева Наполеону III. Однажды, в 1856 году, ему не без труда удалось убедить заслуженного ветерана государственной службы сменить министерский пост на должность посла во Франции. И теперь, приняв решение, Александр попытался обставить отзыв Киселева со всеми надлежащими почестями. Отказ Павла Дмитриевича в 1860 году занять пост председателя Государственного совета раздосадовал императора, но он тогда не подал виду.

И вот теперь, в мае 1862 года, последовал новый, более явный намек на желательность добровольного ухода посла. Не понять его означало бы потерять лицо, а этого граф Павел Петрович допустить не мог.

На прошении Киселева об отставке император написал карандашом для Горчакова: «Переговорить завтра. Во всяком случае, я хочу сохранить его на службе в звании Генерал-Адъютанта»²³².

На это высочайшее пожелание, переданное в письме Горчакова, Павел Дмитриевич ответил, что не питает иллюзий относительно своего дальнейшего участия в государственных делах. «В их нынешней сложности, – писал он вице– канцлеру, – они требуют привлечения более молодых сил, чем те, которыми я располагаю…» Киселев поблагодарил министра за выраженные в его последнем письме добрые чувства к нему и заверил Горчакова в своем искреннем желании «сохранить и укрепить наши давние хорошие отношения»²³³. В тот же день (6 июня) Киселев отправил письмо на имя императора с выражением «глубочайшей признательности» за все оказанные ему «милости». «Мое намерение, Государь, – писал Павел Дмитриевич, – состояло в том, чтобы провести остаток жизни на покое, более соответствующем моему возрасту, нежели продолжение активной жизни. Благоволение ко мне, выраженное Вашим Величеством в милостиво адресованных мне пожеланиях, обязывает меня неукоснительно подчиниться им без всякого колебания и с благодарностью»²³⁴.

Одним словом, отставленный посол, смирив уязвленную гордость, согласился продолжить службу в качестве генерал– адъютанта, каковым он стал в далеком 1823 году, еще при императоре Александре I. Впрочем, в его нынешнем положении эта служба носила сугубо формальный характер и не потребовала даже пребывания в Петербурге. Киселеву милостиво было дано высочайшее разрешение на проживание во Франции.

Два дня спустя, 8 июня 1862 года, граф Киселев получил аудиенцию у Наполеона III, которому сообщил о своей предстоящей отставке и скором приезде в Париж нового посла, барона Будберга. Огорчение императора французов сообщенной ему Киселевым новостью было совершено искренним. В свою очередь, и российский посол был искренен в выражении признательности Наполеону за неизменное расположение и доброжелательность, проявлявшиеся к нему на протяжении всех шести лет его посольской миссии в Париже.

Киселев заверил императора французов в том, что его преемник в Париже, барон Будберг, – человек весьма опытный в дипломатии и, несомненно, расположенный к Франции.

Месяц спустя, в середине июля 1862 года, граф Киселев с разрешения князя Горчакова отправился на воды в Германию, где провел полтора месяца.

В начале сентября он вернулся в Париж, куда уже прибыл барон Будберг. Киселев приступил к передаче ему посольских дел, а 16 октября получил прощальную аудиенцию у Наполеона. Вручив императору отзывные грамоты, Киселев официально представил ему советника посольства П. П. Убри, который до вступления в должность нового посла назначен был поверенным в делах при тюильрийском кабинете. Вслед за Наполеоном граф Киселев радушно был принят императрицей Евгенией²³⁵. Они распрощались как старые добрые друзья.