Вольф Мессинг. Видевший сквозь время - Эдуард Володарский

В станционном строении светилось всего одно окно. Из дверей вышел пожилой усатый железнодорожник в черном кителе и фуражке, сказал сипло:

– Санкт-Петербургский прибывает… Стоянка пять минут…

И в ночи, будто в подтверждение его слов, раздался протяжный гудок паровоза. Во тьме появился живой красный глаз. Он иногда мерцал, но становился все ярче и больше, и скоро донеслись перестук колес по рельсам и частые вздохи паровоза.

Волик заворожено смотрел во тьму на этот красный глаз, который быстро приближался.

И вот черный промасленный паровоз промелькнул мимо Волика, его обдало облаком пара и дыма, и пошли вагоны с рядом освещенных окон. Поезд медленно останавливался. Из станционного строения вышли несколько человек – два господина и дама, которая несла на руках болонку. Здоровенный детина нес за ней кожаный кофр и несколько картонок. Все они направились к одному вагону первого класса. Толстая женщина, подхватив свои сундуки, засеменила к другому вагону, в конце поезда, и детишки затопотали за ней, как цыплята за курицей.

Волик стоял и смотрел на освещенные окна – за ними мелькали люди, смутно доносилась патефонная музыка, голоса, женский смех.

Наконец все пассажиры погрузились в вагоны, а Волик все стоял и смотрел.

Усатый железнодорожник вышел на перрон и взмахнул зажженным фонарем, потом три раза свистнул в свисток. Паровоз отозвался длинным гудком, окутался клубами белого пара, и колеса медленно завертелись. Покачнулись и поплыли вагоны, и проводники стали закрывать двери.

И тут Волик рванулся с места и бросился к вагонам. Он подождал, пока открытая площадка поравняется с ним, прыгнул на нее, схватившись за грязный поручень. Проводник, стоявший на площадке, влепил Волику сильную затрещину, и тот грохнулся на железный пол, ударившись лбом о противоположную дверь.

– Марш в вагон, пся крев! – приказал проводник и сам пошел в вагон.

В вагоне было много пассажиров. Все тесно сидели на лавках, положив на колени поклажу или посадив маленьких детей. Волик робко прошел несколько отделений и, увидев свободное место, юркнул под лавку, забился в угол, свернулся калачиком. Покачивался вагон, потрескивали старые деревянные переборки, стучали, перекликаясь, колеса на стыках рельс, тихо переговаривались пассажиры. Эта музыка убаюкивала, и Волик скоро и крепко уснул.

…Проснулся он от громкого голоса:

– Прошу предъявить билеты… Прошу предъявить билеты…

По проходу шел контролер в форменном кителе и фуражке. Он был старый и сгорбленный, мешки под глазами, иссеченное морщинами лицо, круглые очки в железной оправе. Пассажиры показывали ему билеты, и контролер рассматривал их, потом пробивал компостером. Проверив всех пассажиров в отделении, контролер задержал взгляд на лавке – из-под нее виднелись кончики разбитых ботинок.

– А там кто прячется? – спросил контролер. – Эй, ну-ка вылезай! – Контролер нагнулся и заглянул под лавку.

Двое пассажиров отодвинулись в разные стороны. Контролер заглянул поглубже и встретился с перепуганными глазами Волика. Он смотрел на страшного дядю в потертом мундире и боялся пошевелиться.

– Вылезай, заяц! – скомандовал контролер, хотя голос его звучал совсем не строго. – Или за ногу вытащу.

Волик вылез из-под лавки, но не вставал, и снизу умоляюще смотрел на контролера.

– Билета, конечно, нет? – спросил контролер.

Волик молча протянул ему небольшой клочок газеты. Контролер взял его, посмотрел с самым серьезным видом и вдруг, пробив газетный обрывок компостером, вернул Волику и сказал по-польски:

– Чего ты под лавкой едешь? Садись – вон мест много, – и ободряюще улыбнулся.

– Спасибо… – тихо ответил Волик и сел на свободное место на лавке, все еще со страхом глядя на контролера.

– Странный какой мальчик, – улыбнулся еще раз контролер и пошел дальше по проходу.

А Волик вдруг двинулся за контролером и все смотрел ему в спину. В конце вагона он остановился и увидел, что контролер вышел в тамбур. Дверь он лишь прикрыл, и было хорошо видно, как он остановился посреди тамбура, оглянулся в растерянности и вдруг открыл дверь вагона. Грохот колес сделался громче, он нарастал, заглушая все.

Волик продолжал смотреть на контролера.

А тот смотрел в открытую дверь вагона на мелькавшие перед ним насыпь, высокий густой кустарник, телеграфные столбы, редкие небольшие деревушки и кирху с высоким крестом…

И вдруг контролер шагнул вперед, держась за поручень, снова оглянулся – лицо его было несчастным, смертельно испуганным. Он вдруг встретился взглядом с глазами Волика, которые стали огромными и страшными.

– Не надо… – умоляюще прокричал кондуктор. – Не надо!

Волик продолжал смотреть на него остановившимися, бездонными черными глазами.

Контролер отпустил поручень и прыгнул вниз. Он страшно закричал, но грохот колес заглушил крик, и только пронзительно скрипела дверь тамбура…

Волик вздрогнул, приходя в себя. Медленно вышел в тамбур, подошел к раскрытой двери и выглянул. Черные деревья в сумерках неслись навстречу, мелькали далекие огоньки, и желтая луна, пробираясь между туч, бежала, не отставая от поезда.

Польша, 1939 год, немецкая оккупация

И вновь они тряслись в темной карете. Громко скрипели колеса, чавкали по грязи конские копыта.

– Думаю, они собирают евреев по всей Польше, – вдруг проговорил Лева Кобак.

– От вас всегда услышишь что-то сногсшибательное. Лева, – язвительно ответил Цельмейстер. – Интересно, зачем?

– Чтобы всех держать в одном гетто.

– В одном варшавском гетто все евреи не поместятся, – усмехнулся Цельмейстер.

– Вы же читали творения Гитлера? Все евреи подлежат уничтожению, – сказал Лева Кобак. – Я читал…

– Какой умный мальчик – читает все, что пишут сумасшедшие дегенераты, – опять усмехнулся Цельмейстер и вдруг помрачнел, зябко передернул плечами. – А впрочем, в нашем страшном мире все может быть… – Он взглянул на Мессинга. – Нет, Вольф, я никак не поверю, что вы этого не предвидели.

– Такого безумия я предвидеть не мог, – хрипло выдавил из себя Мессинг. – Я даже не могу представить, что случилось с моей семьей… Пытаюсь и не могу..

– Нам в Варшаве вообще появляться нельзя… – вздохнул Цельмейстер. – Это даже я предвижу…

Вольф не отвечал, сидел, откинувшись на стенку кареты и закрыв глаза. Казалось, он дремлет.

– У нас только один выход, Вольф, – продолжал Цельмейстер. – Бежать в Советский Союз… Я думаю, по всей Варшаве развешаны плакаты с твоей физиономией и обещание выкупа за твою дурацкую башку. Я думаю, надо остановиться в пригороде. Там у меня есть надежные люди. За хорошую плату они довезут нас до Буга и переправят на тот берег. Они старые контрабандисты, дорогу знают великолепно. То есть такую дорогу, по которой можно проехать и никого не встретить. Так что в Варшаву соваться не надо. Тем более что тебя там каждый прохожий знает в лицо.