Циолковский - Валерий Демин

Константин Эдуардович Циолковский соединил в себе дух и лучшие черты двух великих славянских народов — русского и польского. Я бы упомянул ещё и украинские корни, ибо род казацкого вождя Наливайко, от которого традиционно вели свою генеалогию все Циолковские, вряд ли можно считать чисто польским, хотя польские связи в XVI веке у малоросских старшин и мелкопоместной шляхты были более чем крепки. Вопрос этот, конечно, спорный: никаких метрик не сохранилось. Однако фамилия (первоначально наверняка прозвище) Наливайко не типична для польского дворянина. По преданию, отец будущего казацкого предводителя и грозы польских панов погиб от произвола местного магната, что побудило сына к мести и разжиганию восстания против всей системы жестокой эксплуатации местного населения (ситуация, почти один к одному совпадающая с пушкинским «Дубровским»).

Дед Константина Эдуардовича по отцу — Игнатий Фомич Циолковский — под конец жизни купил небольшую деревеньку под Ровно. Здесь весной 1820 года у него родился младший сын Эдуард. Осенью 1834 года Игнатий Циолковский отправил четырнадцатилетнего сына Эдуарда в Петербург учиться в Лесном институте, организованном по типу военных высших учебных заведений. Поэтому по его окончании в 1841 году Эдуард Игнатьевич стал не просто лесничим, но ещё и прапорщиком 2-го разряда. Молодость его прошла достаточно бурно, ибо «в половом отношении был не сдержан», как не преминул особо отметить впоследствии его великий сын. По окончании Лесного института Эдуард Игнатьевич оказался в Вятской губернии, а в 1843 году перебрался в Рязанскую. Поначалу он в течение шести лет лесничествовал в Пронском уезде, где в деревне Долгой находилось небольшое имение родителей его будущей жены Марии Ивановны Юмашевой, ей в ту пору было всего шестнадцать лет. Родители Маши, помимо немногих крепостных душ, владели бондарной и корзинной мастерской, и семья жила в относительном достатке. Дедушку К. Э. Циолковского по материнской линии звали Иваном Ивановичем, бабушку — Фёклой Евгеньевной. Бракосочетание Эдуарда Игнатьевича и Марии Ивановны состоялось по православному обряду в январе 1849 года, а спустя пять месяцев Эдуарда Игнатьевича перевели в Спасский уезд, и молодожены поселились в большом старинном селе Ижевское. Здесь у них родились пять сыновей.

Вообще же лучше рассказать об Эдуарде Игнатьевиче Циолковском, чем это сделал впоследствии в своих автобиографических записках его сын, невозможно. Характер отца оценен как холерический. Он всегда был холоден, сдержан, с женой никогда не ссорился. За всю жизнь сын был свидетелем только одной ссоры отца с матерью, причем виновата была мать. Он даже хотел разойтись с нею, но она вымолила прощение. Константину было тогда девять лет. Среди знакомых отец слыл умным человеком и оратором, среди чиновников — «красным» и нетерпимым из-за своей кристальной честности. Много курил и всю жизнь имел слабое зрение. В молодости умеренно выпивал. Вид имел мрачный, смеялся редко. Был неисправимый критикан и спорщик. Никогда и ни с кем не соглашался, однако не горячился. Никого не трогал и не обижал, но все при нем стеснялись, а дети боялись, хотя он никогда не позволял себе ни язвить, ни ругаться, ни тем более драться. Придерживался польского общества и сочувствовал бунтовщикам-полякам, которые в его доме всегда находили приют.

По тому времени его образование было не ниже, чем у окружающих, хотя, как выходец из бедной семьи, он не знал иностранных языков и читал только польские газеты. В молодости был атеистом, но под старость стал иногда посещать костёл. Был, однако, далёк от всякого духовенства. В доме никогда не бывали ни ксёндзы, ни православные священники. Непримиримым польским патриотом тоже не слыл. Дома говорил всегда по-русски, а по-польски даже и с поляками заговаривал редко. Перед смертью, последовавшей в 1880 году, увлекся русским Евангелием, скорее всего, под влиянием толстовства. Как говорится, ни убавить ни прибавить.

О горячо любимой и рано умершей в 1870 году матери, не дожившей и до сорока лет, Циолковский сообщает: имела татарских предков и носила в девичестве татарскую фамилию. Следовательно, в жилах Циолковского текла и татарская кровь. Впрочем, в ком её нет? Как сказал классик, «поскреби русского — найдёшь татарина». Вообще же разнонациональная закваска, как правило, благотворно влияет на творческий потенциал личности: лучший пример тому великие русские поэты и писатели — Жуковский (турецкие корни), Пушкин (африканские корни), Лермонтов (шотландские корни), Герцен (немецкие корни), Блок (немецкие корни), Ахматова (татарские и украинские корни). Семья же Циолковских, имея богатую и многонациональную родословную, по духу и воспитанию была чисто русской. Впоследствии, уже на склоне жизни, самый знаменитый из рода скажет: «Я русский и думаю, что читать меня прежде всего будут русские».

Мария Ивановна была воспитана в русской традиции. Так же воспитала и своих детей — дочь и шестерых сыновей. В целом же родов у нее было гораздо больше (Циолковский говорит о тринадцати), которыми она очень мучилась. Мать отличалась природной пылкостью и сангвиническим характером. Гордячка, хохотунья, насмешница и даровитая — скажет о ней потом сын Константин, считавший, что талантливость ему досталась в наследство от матери, а от отца — сила воли. По его рассказам, родилась она в Псковской губернии. Предки её переселились туда ещё при Иване Грозном. Мать запомнилась ему гордой красавицей с тёмными глазами, стройной, изящной фигурой, шатенкой с правильными, немного татарскими чертами лица и с чуть выдающимися скулами, ростом — выше среднего. По тем временам была она весьма образованной женщиной — знала латынь, математику, естественные науки (в отличие от своих двух братьев окончила гимназию и какие-то курсы). Слыла умной и, что называется, женщиной с искрой. Вспыльчивая, насмешливая, она любила петь, и всем очень нравилось её пение.