Эхнатон, живущий в правде - Нагиб Махфуз

— Отец, что случилось с этим городом?

— Мериамон, это город еретика. Проклятый и неверный город, — спокойно ответил он.

Я что-то вспомнил и снова посмотрел на город с растущим любопытством.

— Он необитаем?

— Эта женщина, жена еретика, все еще живет в своем дворце — точнее сказать, в своей тюрьме. И, должно быть при ней несколько стражей.

— Нефертити^[10], — пробормотал я себе под нос, вспоминая эту женщину и гадая, как она выносит свое заточение.

Меня продолжали одолевать воспоминания детства, прошедшего в саисском дворце моего отца; воспоминания о яростных спорах взрослых из-за смерча, который уничтожал Египет и всю империю. Они называли это «войной богов». Я вспомнил рассказы о молодом фараоне, отвергшем наследие своих предков, отринувшем жрецов и бросившем вызов судьбе. Вспомнил те приглушенные голоса, толки о новой религии и ошеломление людей, неспособных сделать выбор между своей старой верой и преданностью фараону. Люди шептались о необычных событиях, ужасном крушении империи и триумфе, за которым последует неминуемый крах.

Стало быть, тут находился город чудес, принадлежавший духу смерти. И тут была его хозяйка, одинокая пленница, пившая горечь. Мое сердце часто забилось, отчаянно желая услышать всю историю.

— Отец, ты больше никогда не обвинишь меня в равнодушии, ибо меня обуревает священное желание, сильное, как северные ветры, желание узнать правду и записать ее, как делал ты сам в расцвете юности.

Он устало посмотрел на меня и спросил:

— Мериамон, чего ты хочешь?

— Я хочу все узнать об этом городе и его правителе. О трагедии, которая разорвала страну пополам и опустошила империю.

— Но ты уже все слышал в храме, — возразил он.

— Отец, мудрец Какимна говорил: «Не суди о деле, пока не услышишь всех свидетелей».

— Но в этом случае правда очевидна. Кроме того, еретик Эхнатон мертв.

— Однако большинство его современников еще здравствует, — с растущей решимостью заявил я. — Они тебе ровня и друзья. Отец, твоя рекомендация отворит мне все двери и позволит раскрыть секреты. Тогда я смогу увидеть разные оттенки правды перед тем, как она исчезнет подобно этому городу.

Я настаивал до тех пор, пока не получил разрешение. Возможно, отец дал его не без скрытой радости. Он сам питал страсть к знаниям и запечатлению правды; именно эта страсть сделала наш дворец местом встреч как светских, так и религиозных деятелей. Наш дворец славился приемами, на которых рассказывали истории, читали стихи и пировали, заедая тонкие вина нежной уткой. Друзья считали моего отца человеком, благословленным не только обильными землями, но и неповторимой мудростью.

Он снабдил меня письмами, которые следовало доставить известным людям, помнившим то время, принимавшим в тогдашних событиях непосредственное участие или следившим за ними со стороны и познавшим как их горечь, так и сладость.

— Ты сам выбрал свой путь, вот и ступай им. Да защитят тебя Боги, — сказал отец. — Твои предки выбирали войну, политику или торговлю, но ты, Мериамон, ищешь правды, а в этом деле успех зависит только от тебя самого. Будь осторожен, не вызывай гнева властей и не насмехайся над несчастьем того, кто впал в забвение. Будь таким же бесстрастным и внимательным к каждому свидетельству, как сама история. Только так можно познать правду, свободную от пристрастий, и поведать эту правду тем, кто желает над ней поразмыслить.

Я был рад проститься с праздностью и вступить на тропу истории, ведущую к правде, на тропу, у которой нет ни начала, ни конца, ибо ее всегда прокладывают те, кто стремится к вечной истине.