Политическая система Российской империи в 1881– 1905 гг.: проблема законотворчества - Кирилл Соловьев

«Триумвиры» единого политического курса не представляли и, более того, нередко препятствовали реализации законодательных инициатив друг друга. Так, Победоносцев воспротивился коренной ломке судебных учреждений, которую требовал Катков. Обер-прокурор Св. Синода противодействовал утверждению проекта Университетского устава в первоначальной редакции. В итоге издатель «Московских ведомостей» относился к Победоносцеву крайне критически, имея на это все основания^[601]. Без всякой симпатии отзывался о Победоносцеве и Д.А. Толстой. Причиной тому был известный факт, что обер-прокурор подверг ревизии важнейшие мероприятия в сфере духовного образования, реализованные Толстым в бытность его главой Синода^[602]. Встречая недоброжелательство со всех сторон, как будто бы всесильный Победоносцев старался избегать общения, реже появлялся на публике, постепенно уходил от дел. В феврале 1886 г. Е.М. Феоктистов писал: «Он еще более съежился, замкнулся в свою скорлупу и доводит это даже до непонятной крайности. Он ни единого раза не был ни в Государственном совете, ни в Комитете министров»^[603].

Вопреки историографическим штампам и поэтическим клише у Победоносцева среди хорошо знавших его современников была репутация вечно колебавшегося человека, не отличавшегося сильной волей. Как писал в дневнике А.А. Киреев, «Победоносцев – человек без воли, делающий не то, что говорит, и даже, что желает сделать»^[604]. Управляющий канцелярией МВД А.Д. Пазухин полагал, что Победоносцев находился под влиянием более сильных личностей, способных подавить его волю: например, Н.А. Манасеина. «Это [Манасеин] человек умный, с сильным характером и страшно самолюбивый. Раз высказавшись против самих оснований реформы, он не отступится от этого мнения и будет держать в плену ум и слабую волю Константина Петровича [Победоносцева]»^[605]. Именно поэтому в феврале 1884 г. граф Д.А. Толстой возражал против того, чтобы обер-прокурор Св. Синода стал попечителем наследника – цесаревича Николая Александровича (будущего Николая II). «Толстой обвиняет Победоносцева в недостатке характера и утверждает, что при таком назначении питомец будет танцевать на голове у попечителя»^[606]. Впрочем, и Победоносцев не оставался в долгу. Он критиковал Толстого тоже за безволие^[607].

Среди «триумвиров» была одна странная для бюрократического мира фигура – не государственный, а скорее общественный деятель М.Н. Катков. Он хотя бы в силу специфики своего положения имел неоднозначную репутацию. Толстой не жаловал его и отзывался о нем чрезвычайно резко. «Это свинья, которую я не пускаю к себе», – говорил министр внутренних дел об издателе газеты «Московские ведомости»^[608]. Катков отвечал ему взаимностью, обвиняя министра в безделье и отсутствии всякой инициативы^[609]. Министру народного просвещения И.Д. Делянову он обещал привести дамский чепчик, отмечая его женскую податливость при обсуждении нового Университетского устава^[610].

Таким образом, «триумвиры» друг друга не любили и, более того, враждовали между собой. Наконец, само их выделение среди прочих министров грешит против истины. Расстановка сил в ближайшем окружении императора была намного сложнее. Так, например, было бы неверным упускать из виду чрезвычайно влиятельного, но вместе с тем оказывавшегося в тени министра государственных имуществ М.Н. Островского^[611] (кстати, брата драматурга А.Н. Островского), который недолюбливал и Победоносцева, и Толстого. Они тоже ему не симпатизировали^[612].

При столь сложных отношениях внутри правительства министров должен был объединять сам император. Однако на практике такого не было. У императора не хватало сил держать в своих руках все нити управления постоянно усложнявшегося государственного аппарата. О необходимости объединенного правительства постоянно говорили, но практически ничего для этого не делали^[613]. Эта тема была поднята на совещании министров под председательством императора 21 апреля 1881 г. Тогда говорилось о необходимости консолидированного кабинета, способного отстаивать общий политический курс^[614]. В январе 1885 г. К.П. Победоносцев предлагал царю воссоздать Совет министров для обсуждения важнейших дел^[615]. Обер-прокурор Св. Синода был не единственным, кто напоминал царю об этом учреждении из времен предыдущего царствования. В 1902 г. о необходимости консолидации правительства говорил и С.Ю. Витте^[616]. Эта проблема ощущалась на всех этажах власти. За несколько дней до своей кончины министр внутренних дел В.К. Плеве заверял одного из губернаторов: «Делайте так, а правительство вас поддержит». Провинциальному администратору оставалось лишь заметить: «Ваше высокопревосходительство, не будете ли вы так добры указать адрес правительства». Плеве улыбнулся: «Вы все шутите. Я вам серьезно говорю»^[617].